Как молоды мы были,
Как молоды мы были,
Как искренне любили,
Как верили в себя!
(Н.Добронравов)

Было бы ошибкой утверждать, что среди наших ребят, происходивших в основном из благополучных семей, преобладали антикоммунистические взгляды. Отнюдь, мы, с детства впитавшие идеи всеобщего равенства и братства, не представляли себе иного государственного строя и с гордостью именовались советскими гражданами. Это не значит, что мы не видели уродливых явлений в общественных отношениях и, прежде всего, в среде партийных бонз, но считали это не свойством всей системы, а исключениями из правил. Поэтому, когда на съездах КПСС осуждался культ личности Сталина, перегибы в социальной политике Хрущева и другие подобные явления, считали, что всё это ведёт к очищению и обновлению как партии, так и всего общества в целом и не боялись открыто высказывать свои критические мысли. Но, Боже мой, как молоды мы были и как многого не понимали!

Тем летом наша теплая дружеская компания наслаждалась отпускным бездельем и южными прелестями благодатного степного края. И повадились мы, после пляжа, проводить вечера за бокалом сухого вина в «Гармошке», как окрестила молодёжь это кафе за форму стеклянной наружной стены, выполненной в виде растянутого меха популярного музыкального инструмента. Впрочем, вино служило только поводом для собраний, а целью были беседы на разные темы, от обсуждения новинок литературы, театра и кино до философии и злободневных политических моментов реальной жизни страны. Самое главное, что все высказывались довольно откровенно, а порой и резко по поводу недальновидности руководства, а так же касательно иезуитской, чтобы не сказать мракобесной, формы цензуры в искусстве, что особенно задевало нас, уже пробующих свои силы в том или ином виде творчества и понимающих – если такая цензура будет и дальше, наши произведения никогда не увидят ни своего зрителя, ни читателя. Именно вокруг этих вопросов в то лето и происходили наиболее яростные дебаты и мы даже мысли не допускали, насколько они могли быть крамольными с точки зрения органов политического надзора.

Однажды утром в моём доме раздался телефонный звонок и я, ещё не совсем проснувшись, снял трубку:
–Ну кому там не спится в ночь глухую?
–Володя, нам нужно срочно встретится,– услышал взволнованный голос Юрчика, моего старинного школьного приятеля.
–Ну и что такого могло произойти, что ты меня будишь ни свет ни заря? – пробубнил я в трубку, пытаясь вынырнуть из сонного оцепенения.
–Нам нужно поговорить! – парень явно не шутил, а его тревога передалась и мне.
–Где и когда? – уже полностью овладев собой, задал чёткий вопрос.
–Как всегда, у «Слоника», – он помедлил немного, – я буду ждать тебя там минут через пятнадцать.
–Добре, приду… – в трубке послышались короткие гудки.

С Юрчиком мы приятельствовали ещё со школы, где вместе играли в спектаклях школьного театра. Нас нельзя было назвать закадычными друзьями или, как в Херсоне говорили, – корешами, но в наших отношениях присутствовали и теплота, и доверительность. Особенно это касалось вопросов довольно скользкого характера, таких, которые могли привести к большим неприятностям. Кроме того, его отец был крупным партийным функционером, что заставляло сына относиться избирательно к контактам и откровенным разговорам. Поэтому, ранний звонок не на шутку меня встревожил и, второпях одевшись и схватив со стола яблоко, я помчался к условленному месту.

Уже издалека увидел Юрчика, который нервно курил и ходил взад-вперёд, искоса поглядывая на аллею парка, ведущую от моего дома к фонтану у противоположного входа в него. Именно это место и называли мы у «Слоника», так как несколько в стороне, в глубине парка на детской площадке был старый бассейн, наполненный песком с неработающим фонтаном в виде слона.
–Тебя только за смертью посылать! – встретил меня ворчанием Юрчик.
–Так я сразу только оделся о рванул к тебе, – попытался оправдываться, но он досадливо поморщился.
–Ладно, хватит об этом! – и озабоченно потерев ладонью лоб, пробормотал: – Давай пройдёмся и поговорим, чтобы нас никто не зафиксировал…
–Ну пошли, – я пожал плечами, как бы говоря, да кому мы с тобой нужны.
–Володя, отнесись к тому, что я сейчас скажу как можно серьёзней. Я этот вопрос больше ни с кем не могу обсуждать. – И оглядевшись по сторонам, как бы убеждаясь, что за нами никто не следит, произнёс: – У нас в компании завёлся стукач…
–Кто-кто?! – выпалил я, наморщив нос.
–Да тихо ты! – Он ещё раз оглянулся и повторил, – у нас завёлся стукач!
–С чего это ты взял? – хотел я рассмеяться, но как-то не получилось.
–А это не мои домыслы, мне отец сказал… – Юрчик посмотрел на меня и в его глазах я увидел искорку страха. Такую не большую, совсем крохотную, но это было чем-то новым для меня в эмоциональной палитре приятеля, обычно спокойно-вальяжного и даже немного высокомерного. Он продолжал: – Понимаешь, вчера отец пришёл с работы поздно и сразу ворвался ко мне в комнату с руганью. Я уже спал и поначалу спросонку ничего не мог понять, пока не услышал в его криках фамилию Галича. Дослушав, не перебивая его ругань до конца и уже поняв, что кто-то ему сообщил, что мы обсуждали песни Александра Галича и, более того, озвучивали тексты этих песен, я спросил: «Папа, а что плохого, что мы знакомимся с творчеством человека, который осуждает культ личности Сталина? Ведь об этом же говорилось на съездах вашей партии!» Чем вызвал ещё больший шквал ругани: «Дурак, ты не понимаешь ничего! Ведь этот ваш Галич – дисидент! Понимаешь, ди-си-дент! Он в своих песенках искажает нашу советскую действительность, то есть клевещет на наш строй! Это же подрыв основ не только нашей системы, но системы всего соцлагеря!» Я не удержался и спросил отца: «А ты сам слышал хоть одну из его песен?» «И слушать не желаю, – взорвался он, – и тебе запрещаю! Ты слышишь, запрещаю!!!»

–Так откуда он это узнал?! – я не мог скрыть удивления.
–Откуда-откуда, от верблюда! – с раздражением воскликнул Юрчик. – Ему какой-то знакомый из органов сказал! Предупредил, так сказать! Дескать, как бы чего не вышло – ребята нарываются на неприятности.
–Понятно…– промямлил я.
–Что тебе понятно?! – почти взорвался мой приятель. – В нашей компании стукач завелся и передаёт все наши разговоры в комитет!
–И что ты предлагаешь? – я искоса взглянул на него и увидел некоторую растерянность на лице.
– А что я могу предложить? – он вздёрнул плечами, –Это ты у нас специалист по чрезвычайным ситуациям, вот и подумай, как нам его обезвредить.
–Ни фига себе, – меня прошиб смех, – ты ещё скажи, ликвидировать…
–Ну не знаю, что с ним сделать, но, думаю, вычислить необходимо. Он же нам, сволочь, всю малину гадит.
–Это точно, – не мог не согласится я, – теперь и слова не скажи, всё оперу будет докладывать. Ладно, дай мне немного подумать… – Я пожал Юрчику руку и направился домой, чтобы в тишине проанализировать ситуацию.

А ситуация действительно была препротивной, ведь в своём дружеском кругу у нас не было запретных тем и мнения высказывались достаточно откровенно, что могло истолковываться ГэБэ-шниками как антисоветская пропаганда со всеми вытекающими последствиями. Понятно, я не допускал, что дело дойдёт до репрессий, но кровь попортить могли и даже очень. Так кто же этот стукач и что с ним делать, вот в чём был вопрос. Усевшись за стол я придвинул к себе чистый лист бумаги и, взяв в руки карандаш, составил список постоянных участников наших дискуссий. Итак, мы с Юрчиком по известной причине сразу отпадаем. Витька я знаю с детства, такого фрукта легче убить, чем заставить стучать. Так, кто следующий… Санька тоже исключается, у него отец служит в органах, полковник, и никакой опер не решиться вербовать сына своего шефа. Валера и Геша отпадают, первый по той же причине, а второй последнее время редко появляется в компании из-за сумасшедшей влюблённости в милиционершу, которая всячески старается защитить его от тлетворного влияния друзей. Вот так постепенно круг подозреваемых сужался, так как ограничивался ещё и присутствием в тот вечер, когда мы обсуждали песни Александра Галича (спасибо папане Юрчика за слив конкретной информации!) В результате остались только Боря и Яша, относительно недавно влившиеся в коллектив, а это уже было кое что и я позвонил Юрчику. Он почти срезу схватил трубку и сдавленным голосом произнёс что-то типа, – подожди, я тебе перезвоню позже. Но позвонил только к вечеру, когда я уже собирался выйти на прогулку по Суворовской:
–Володя, давай опять встретимся у «Слоника», нам нужно поговорить без свидетелей.
–У «Слоника» так у «Слоника», – сразу же согласился с его предложением и вышел из дому.

В этот раз уже мне пришлось ждать Юрчика, который почему-то задерживался и когда показался на аллее, выглядел усталым и озабоченным.
–Вот мы дураки! – были первыми словами как только он поравнялся со мной.
–Ну давай, рассказывай, что там ещё, – первая фраза меня совсем не впечатлила.
–Дураки мы полные! – Юрчик достал сигареты и нервно закурил. – Мы же думали, что они после девятнадцатого съезда всё поняли и решили, что необходимы коренные перемены. Они же, козлы вонючие, нам глаза только замыливают, а козлотой были – козлотой и остались!
–Да ладно тебе, давай по существу, – попытался я заткнуть фонтан злословия.
–Что по существу?! По существу они нас держат всё время на кукане, а сами распотякивают «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…»
–Если это всё, что ты хотел мне сказать, то я пошёл на Суворовскую, а то уже соскучился по девичьему щебету…
–Подожди ты! – в сердцах выпалил Юрчик. –Когда утром мы с тобой разошлись и я только пришёл домой, как заявился мой папенька со своим кагебешным приятелем и устроили мне головомойку. Вот демагоги вонючие! – опять не сдержался он, но взглянув на меня, схватил за руку, как бы опасаясь, что уйду и с придыханием произнёс, – Представляешь, этот кадр цитировал дословно наши слова из той беседы в «Гармошке», — и твои, и мои, и Санькины, — слово в слово! Такое ощущение, что нас записывали…

–Говоришь, записывали? – меня осенило, – ну да, какая-то сволочь нас записывает и все записи сливает в систему! Значит, кто-то таскает с собой портативный магнитофон! – меня просто несло, – А куда можно запрятать такой магнитофончик? Ну скажи мне пожалуйста, куда? – приятель смотрел на меня растерянно и лишь хлопал глазами. – Правильно, не знаешь! А магнитофон можно спрятать только в сумку или портфель.
–В портфель, говоришь? – Юрчик начал включаться в мозговой штурм, – Так с портфелем у нас ходит только Борис!
–Ну вот видишь, соображаешь, когда хвост прищемят! Значит Яшка отпадает…
–Что ты имеешь в виду? – он подозрительно посмотрел на меня.
–Да понимаешь, я перебрал всю нашу компанию… так сказать, проанализировал вероятность вербовки каждого из нас…– мой собеседник поёжился, как будто холодок пробежал по его спине, – и остановился на двух кандидатурах: Яше Зельдмане и Боре Божко…
–Да Яшка же по пятой графе не проходит! – криво усмехнулся Юрчик.
–У них все проходят, лишь бы было чем зацепить и потом шантажировать.
–Вот сволочная система! – он зло сплюнул и полез снова за сигаретой.
–Система как система, – цинично бросил я, кратко взглянув на приятеля, – это ещё не самое худшее, что создали наши доблестные партийцы… Но в данном случае Яша скорее всего отпадает, при нём я никогда не видел ни сумки, ни портфеля, а магнитофон нужно куда-то запрятать.
–А как же мы проверим, ведь Борис никогда с портфелем не расстается?
–Как? А мы создадим ситуацию, – в моей голове уже созрел план, который я в двух словах и изложил Юрчику.
–Ну что же, попробуем, – довольно улыбнулся он и заключил, – не проверив, нельзя человека обвинять, всё-таки, так сказать, презумпция невиновности.
На том мы и порешили, отправившись на Суворовскую к друзьям, уже заждавшихся нас и недоумевающих, куда это мы могли подеваться.

Прошло несколько дней, в течение которых мы с Юрчиком трудились над разработкой операции, как мы её назвали, – «Стукач». Прежде всего нужны были деньги и, по тем временам, немалые для организации «богемных шатаний». Ах да, я должен объяснить, что такое «богемные шатания».
Если у кого-то заводились деньги, мы обычно устраивали «богемные шатания» и начинали их с посещения ресторана «Днепр», расположенного в порту. После вкушения шампанского с фруктами и шоколадом и услаждения слуха игрой двух великолепных еврейских музыкантов (фортепьяно и скрипка), мы направлялись в ресторан «Херсон», где уже пили сухое вино с лёгкими закусками, как правило, рыбными салатами или селёдкой под шубой и наблюдали разгул местных торгашей, а когда уставали от шума и гвалта разухабистых компаний, шли в «Киев» отведать цыплёнка-табака уже под водочку. Завершались же наши «шатания», как правило, ночью в привокзальном ресторане, который работал круглосуточно, возлиянием пива с водкой, что называлось полировкой всего принятого ранее.
Как понимаете, на такое мероприятие нужна была солидная сумма в размере примерно месячного заработка обычного человека, которая и была собрана между друзьями с обещанием всё объяснить потом. И как только мы поняли, что средств для проведения операции достаточно, пригласили на «богемные шатания» узкий круг самых доверенных друзей, в том числе и Бориса. И началось…

В «Днепр» мы зарулили, когда ещё было светло и заказали «Цинандали» с апельсинами. Впрочем, к нашему великому огорчению музыканты еще не пришли и нам пришлось довольствоваться только беседой о музыке, минуя скользкие темы типа «Битлз» или «Роллинг стоунз», по словам наших «старших товарищей», тлетворного влияния буржуазного Запада на советскую молодёжь и когда вышли из «Днепра», чтобы продолжить разгул в «Херсоне» уже стемнело и на улицах зажглись фонари. Как мы не пытались заглянуть в Борькин портфель, нам это никак не удавалось, он его постоянно держал при себе, поставив на пол и придерживая ногами, даже в туалет, гадёнышь, шёл с портфелем и оставалось только надеяться на изрядную степень опьянения и потерю бдительности. А во мне всё больше и больше росла уверенность в его причастности к появлению компромата на нас в органах. Я начал замечать то, на что раньше даже не обращал внимания: Борис задавал провокационные вопросы, подводящие к той или иной крамольной теме, незаметно поворачивал ногами портфеля торцом в сторону говорящего и прочие мелочи, которым раньше не придавал значения. Поначалу беспокоило меня только поведение Юрчика, обычно раскованного и вальяжного, скорого на острую шутку или резкое высказывание, а в этот вечер напряжённого и говорящего чуть ли не сквозь зубы. Однако, в «Херсоне» после того, как мы огрели пару бутылок «Столичной» всё стало на свои места и он настолько оживился, что перед уходом пришлось вырывать приятеля из объятий весьма крупной дамы, увешанной драгоценными цацками и устроившей сплошной «белый танец», приглашая Юрчика без передыху.

А вот в «Киеве» нас ждал облом. Как оказалось, в Херсоне проводилась всесоюзная конференция работников здравоохранения и все места в зале в этот вечер заняли её участники. Почувствовав, что операция может провалиться, я лихорадочно начал искать выход и вспомнил еще об одном уютном злачном местечке, кафе «Дружба», что располагалось рядом с кинотеатром «Коминтерн», куда и потащил всех, не выпуская из виду Бориса с портфелем. О кафе «Дружба» мало кто знал, особенно о том, что только в этом кафе можно было причаститься настоящей «Українськой горілкой с перцем» под вкуснейшие вареники с капустой и картошкой, заправленные шкварками, и на десерт выпить потрясающий ликёр под символическим названием «Спотыкач». О том, насколько моя идея была удачной, я понял уже после первой бутылки горилки. Вскоре лица у всех раскраснелись и даже Боря стал заигрывать с официанткой, а вареники подействовали настолько расслабляющее, что напрочь усыпили его бдительность и впервые за всю историю наших совместных пьянок, он покачиваясь пошёл в туалет, оставив свой портфель под столом.

Дождавшись, когда Борис скрылся за дверью, я нырнул под стол и попробовал открыть портфель, но не тут то было, — защёлка замка не поддавалась и стало понятно, замок закрыт на ключик. Вынырнув из-под стола и подбежав к официантке, я со словами «Дико извиняюсь!», выдернул из её пышной причёски шпильку. Счет времени шёл на секунды, так как я понимал, что второго такого случая может и не представится. И вот, пара лихорадочных движений, защёлка поддаётся и мы с Юрчиком уже видим всё содержимое портфеля.
–Амба, можешь закрывать, –хмель с него как рукой сняло.
–Только без бузы, – предупредил его я, — теперь мы всё знаем и…
–Так он же, сволочь…
–Этого шуганём, подошлют другого…
–Ладно, как скажешь, – у него аж желваки на скулах заходили и подняв рюмку, высокопарно произнёс: – За настоящих друзей!
И мы дружно поддержали тост, пока ещё Борька не вернулся.