Вчера комитет по регламенту и организации работы ВР однозначно высказался против снятия с меня депутатской неприкосновенности по представлению ГПУ, для дальнейшего привлечения к уголовной ответственности.
Большинство членов комитета, основываясь на нормах закона, вынесли решение о том, что прокуратура не предоставила достаточно доказательств и не обосновала выдвинутые мне обвинения.
Именно с таким заключением комитета представление ГПУ будет выноситься на голосование в зал ВР спикером. Я же вижу в этом желание власти свести счеты с политическими оппонентами.
Дискуссия на комитете 6 декабря и тон, избранный генпрокурором, в очередной раз обнажили проблему отношения в нашей стране к закону и ценностям права. Когда не находится юридических аргументов, в ход идет откровенное хамство и оскорбления.
А теперь подробнее о сути предъявленных мне обвинений.
- О юридическом обосновании
Представление ГПУ на привлечение народного депутата к уголовной ответственности должно отвечать таким критериям, как достаточность, законность и обоснованность. Также доказательства должны быть получены следствием законным путем.
Представление ГПУ не соответствовало ни одному из перечисленных критериев. Что и было подтверждено вчерашним решением комитета.
Согласно представлению, я якобы совершил уголовное правонарушение, суть которого сводится к пособничеству сотрудникам милиции в якобы незаконном лишении свободы Александра Драбинко.
На первом заседании комитета генпрокурор заявил: «У меня пока нет юридического текста подозрения к господину Новинскому, потому что на сегодняшний день нужно пройти определенный следственный путь. И я не исключаю, что это подозрение будет, и не исключаю, что этого подозрения не будет».
При этом согласно заявлениям Луценко, всё, что нужно генпрокуратуре, это: «… и обыски, и выемки – все, что необходимо. И после этого я или подпишу подозрение, или не подпишу».
Я благодарен генпрокурору за такую честную позицию.
В отличие от подготовившего представление прокурора Нагирняка, сам Юрий Витальевич еще на первом заседании комитета признал, что доказательств, достаточных для предъявления мне подозрения в совершении уголовных преступлений, на данный момент у ГПУ нет.
Их и не может быть. Поскольку реальные события, имевшие место в июне-декабре 2013 года – кардинально отличаются от версии Драбинко.
В представлении сказано, что «в неустановленном по объективным причинам месте и времени бывший президент Украины» дал мне якобы определенное задание.
На самом деле, и время, и место событий, которые вовлекли меня в разрешение «ситуации», связанной с Драбинко, – известны.
24 августа 2013 года, в День независимости мне позвонил Владыка Павел (Лебедь) и передал просьбу ныне покойного Блаженнейшего Митрополита Владимира о встрече.
Я с глубоким уважением относился к его Блаженству и тут же отправился в клинику «Обериг», где он находился. В присутствии Владыки Павла Блаженнейший Владимир попросил меня оказать помощь его личному секретарю Александру Драбинко в ситуации, в которую тот попал в связи с историей о похищении монахинь Свято-Покровского монастыря.
Я ответил, что у меня нет возможностей вмешиваться в работу правоохранительных органов, и что ему лучше обратиться напрямую к генпрокурору или министру МВД, а может, и к самому президенту.
Тем не менее, Предстоятель УПЦ попросил меня по возможности помочь Драбинко, и тут же благословил на это. Для меня, как для человека верующего, такое благословение означало обязанность сделать все, о чем просит Блаженнейший.
При окончании этой беседы в клинике «Обериг» присутствовал и сам Александр Драбинко.
То есть, известны и время, и место, и свидетели. Но ГПУ отказывается исследовать эти обстоятельства, несмотря на мои неоднократные просьбы.
- О Коряке и перемещениях Драбинко
В представлении указано, что я: «давал в телефонном режиме неоднократные указания Коряку В.В. о возможности перемещения или запрещения перемещения Драбинко с территории комплекса «Банный двор «Вышгород» для проведения богослужений».
Хотелось бы узнать: есть ли у прокурора Нагирняка, составлявшего представление, хотя бы одно подтверждение того, что я «запрещал» перемещать Драбинко куда-либо?
Действительно, выполняя благословение Блаженнейшего, я неоднократно обращался к Коряку с просьбой найти возможность сопроводить Драбинко в те места, в которые он хочет поехать, несмотря на ограничения, связанные с его статусом охраняемого свидетеля. Фактически – просил Коряка о послаблениях в режиме охраны, насколько это можно.
И это делалось мною с благословения Блаженнейшего и в ответ на просьбы-звонки самого Драбинко и его помощников.
Охрана – это всегда определенные ограничения, с которыми должно согласиться охраняемое лицо. Собственно, в законе об обеспечении безопасности участников уголовного судопроизводства, который применялся к Драбинко, так и написано.
После моего посильного участия в решении вопросов с охраной меня неоднократно благодарили и сам Блаженнейший, и Драбинко, и его родители, к которым он выезжал за пределы Киева.
Сейчас звучат слова о том, что это была не охрана, а «конвой», что все было «незаконно», «против воли» и так далее. Но на то время Драбинко и сам Блаженнейший мне ничего не говорили о «незаконном удержании», «лишении воли» или прочих противозаконных действиях.
В решение его судьбы по так называемому «делу монашек» были вовлечены высшие должностные лица государства – и генпрокурор, и министр внутренних дел, и даже президент лично обещал ему помощь.
Драбинко обращался за помощью ко многим; перспектива оказаться вместо свидетеля подозреваемым у него действительно была. И все зависело от сотрудничества со следствием, которое охраняло его как свидетеля.
Я знал, что Драбинко охраняют. Но никаких оснований полагать, что его незаконно лишили свободы – у меня не было. Наблюдая его в тот период в разных местах в разное время и с разными людьми, я и подумать не мог, что его кто-то изолировал и там удерживает, или что-то подобное.
Если милиционеры во время охраны отказывали Драбинко или запрещали посещать определенные места – пусть правоохранители задают вопросы им. Но при чем здесь я?
По мнению генпрокурора, сам факт согласования охраняемым лицом с сотрудниками охраны желания куда-то ехать – это лишение свободы. Но такая трактовка прямо противоречит статье 6 закона «Об обеспечении безопасности лиц, которые принимают участие в уголовном судопроизводстве».
- О статусе
Генпрокурор просит депутатов: «Дайте Новинскому такой же статус, как и обычным бойцам «Грифона». И все!»
На сегодня у сотрудников специального батальона судебной милиции «Грифон» нет никакого статуса в уголовном производстве, связанном с Драбинко.
У них был статус подозреваемых, потом обвиняемых. Но Вышгородский суд, куда ГПУ направила обвинительные акты в отношении командира батальона Шматько и его заместителя Олишевича – четырежды возвращал дело. Судебными решениями было установлено, что обвинительный акт не содержит изложения фактических обстоятельств уголовного правонарушения, не сформулировано и не конкретизировано, почему в действиях сотрудников «Грифона» усматривается состав преступлений, предусмотренных статьями 146 и 365 УК.
- О доказательствах
На трех страницах представления идет перечисление протоколов допросов, заявлений Драбинко, постановлений следователей о применении к нему мер безопасности, а также упоминаются письма Блаженнейшего Митрополита Владимира.
Я могу объяснить, почему ГПУ отказалась предоставить регламентному комитету какие-либо протоколы допросов из указанного списка, и почему в самом представлении нет элементарных ссылок на то, доказательством какого факта или обстоятельства есть тот или иной допрос.
Все очень просто.
Если исключить показания Драбинко и Жигулина, то у других допрошенных следствием лиц – не то что показаний против меня, а даже упоминания обо мне нет!
Что касается писем Блаженнейшего Митрополита Владимира в адрес высших должностных лиц государства – только одно из них не вызывает никаких сомнений. Это письмо Министру внутренних дел о мероприятиях, связанных с празднованием 1025-летия Крещения Руси.
Что интересно, в нем прямо сказано: «… дать соответствующее распоряжение службам, в настоящее время обеспечивающим безопасность архиепископа Александра (Драбинко) (по известной Вам необходимости), организовать своевременное его прибытие на мероприятиях празднования».
Что касается других писем, копии которых, заверенные самим же Драбинко, нам демонстрировала в своей презентации ГПУ, они обоснованно вызывают сомнения в достоверности, так как под их номерами в канцелярии УПЦ зарегистрированы абсолютно другие документы, о чем имеется соответствующий официальный ответ в материалах дела.
Как «серьезное доказательство того, что схема была и реализовывалась»генпрокурор предъявляет «документ – Указ самого Митрополита Владимира про отстранение претендента, по замыслу Януковича, Антония от должности «за преждевременные амбиции».
Но, как следует из официального ответа УПЦ на мое обращение, указанные в качестве «доказательств» письма якобы Митрополита Владимира – в УПЦ не готовились и не регистрировались, а само обращение к епископату от имени Предстоятеля УПЦ, копия которого предоставлена следствию и заверена Драбинко, на самом деле никому из архиереев не пересылалось.
- О дополнительных материалах
Они были представлены по запросу депутатов после первого заседания комитета. Даже беглое ознакомление с подозрениями Захарченко и Коряку говорит о том, что данные документы не имеют ко мне никакого отношения. В них нет упоминания ни Новинского как пособника, ни даже Януковича как заказчика, ни, в конце концов, «преступной группы», которую упоминает ГПУ в представлении.
- О телефонах и законах
Что касается заявления генпрокурора о наличии у следствия информации о 40 соединениях моего мобильного телефона с телефоном Коряка. Прокуратура не может судить о сути разговоров, и сами соединения не являются чем-то, что может меня обличать.
Важно другое: при получении этих «доказательств» прокурорам не помешал мой статус народного депутата – и они еще в июне этого года запросто получили мою телефонию.
Это к вопросу о законности.
Юрий Витальевич в прошлый раз просил: «Дайте возможность послушать телефон Новинского, кому он звонит сейчас». Именно так и сказал. Зачем?.. Если «нужные» следствию «доказательства» они уже добывают. И «закон» им не мешает.
* * *
В этой истории нет ничего нового.
То, против чего господин Луценко боролся ранее, теперь вовсю используется им же самим – ГПУ была и остается орудием сведения политических счетов и устранения неугодных власти оппозиционных политиков, занимающих иную позицию.
Тут и обыски, и «прослушка», и «наружка», и прочие известные приемы.
Я неоднократно заявлял, что дело в отношении меня сфабриковано и политически мотивировано, но сегодня я уже не исключаю и экономического подтекста.
Я абсолютно спокойно отнесусь к завтрашнему решению зала Верховной Рады, потому что никогда не прикрывался депутатской неприкосновенностью. Моя совесть чиста, я никогда не нарушал закон.
Я не покину Украину, как бы этого не хотелось моим недругам. Я последовательно буду отстаивать свое честное имя в украинских и международных судебных инстанциях.
Уверен, что правда в конечном итоге найдет себе дорогу.
Вадим Новинский, народный депутат, специально для УП
Редакция может не разделять мнение автора материалов. Публикации подаются в авторской редакции.