В числе героев СВО представители всех регионов Российской Федерации. Немало среди них и уроженцев Бурятии. Один из них — командир танка с позывным «Француз». Он находится на СВО уже полтора года, его экипаж считается в батальоне одним из лучших. Корреспонденту «МК в Бурятии» удалось поговорить с земляком.
Боец рассказывает, что после курса обучения под Читой его направили в танковое соединение. За время боев танки его экипажа трижды подбивали — дроном-камикадзе, артиллерией, противотанковой миной. Как шутят сослуживцы, против «Француза» не применяли разве что секретные лазеры. К счастью, для экипажа все завершалось благополучно, хотя танкам досталось изрядно.
«Не хотел прятаться и жалеть»
— У меня многие знакомые поехали на СВО, — рассказывает собеседник «МК». — Друг в разговорах со мной постоянно эту тему поднимал. Я ему как-то сказал: «Так чего же ты не едешь?» Сказал больше в шутку, а он через две недели звонит: «Все, братан, я контракт подписал!..»
И я тогда тоже для себя все решил. Я давно собирался. У меня многие знакомые уже воевали, и было неприятное ощущение, что я за спиной дочки прячусь. Хотя ведь у всех дети. Еще думал, что скоро все закончится и потом буду жалеть: мол, зря не поехал…
«Три раза был подбит»
Первый раз это произошло, когда танковой роте поставили боевую задачу идти в наступление. В таких случаях танкисты всякий раз самостоятельно выезжают на рекогносцировку — предварительную разведку местности, маршрута, вражеских позиций. Было это под Новомихайловкой. Как вспоминает «Француз», находившиеся там пехотинцы мало чем помогли, и танкисты отправились добывать разведданные сами.
— В нас начали стрелять из пулемета, — рассказывает боец. — Мы сперва не поняли: стоим, пули свистят, а мы смотрим, куда поедем, куда будем стрелять. Командир велел присесть — стрельба тут же прекратилась. Велел встать — опять пули засвистели. Мы поняли, что это именно в нас стреляют. Я предложил посмотреть, заминирована ли местность с левой стороны, куда я хотел танк загнать, и тогда по нам стал вражеский танк отрабатывать. Мы ушли оттуда, сказав пехотинцам, что скоро вернемся…
Вернулись танкисты действительно быстро — на двух танках, которые выехали, чтобы вести огонь прямой наводкой. Экипаж «Француза» стал работать по левой стороне укрепрайона ВСУ, второй танк — по правой, как и было обговорено.
— Все снаряды, сколько было, отработали, и когда немного влево сдвинулись — подорвались на мине, — рассказывает «Француз». — Танк встал, и нас тут же стали крыть из минометов, из всего, что стреляет. Второй танк попытался уйти, но его FPV-дрон догнал. В экипаже всех — кого ранило, кого контузило.
Мы продолжали стрелять, пока пушку не заклинило, остался один снаряд. Под обстрелом ушли, нас эвакуировали, но мы вернулись затемно уже на другом танке…
Боец вспоминает, что ехали, не включая фар, командир роты с позывным «Банзай» сидел на броне и указывал механику-водителю дорогу, чтобы не попасть на мины. Подбитый танк намеревались отбуксировать на ремонт, хотя у него слетели гусеницы и вокруг была сильная грязь. Но когда они приблизились к подбитой машине, в них прилетел снаряд от вражеского танка.
— Снаряд попал в каток, ротного сдуло с брони, но сейчас он в полном порядке. Мы снова броники (бронежилеты. — «МК») и автоматы забрали и опять пошли оттуда пешком. В итоге получилось, что за один день я оставил там два танка, — говорит «Француз». — Оба эти танка я видел у развалин насосной — за день до того, как объявили, что Новомихайловка стала нашей. Это было примерно спустя два месяца после того боя. После освобождения Новомихайловки обе машины благополучно эвакуировали на ремонт.
Третий танк, на котором довелось воевать «Французу», был потерян в бою в окрестностях Водянова, у противотанковых ежей. Машину обездвижил дрон-камикадзе, поразивший танк в корму.
— Только подъехали, выстрелили, и в зад — бах, — вспоминает боец. — Мы сразу не стали вылезать — наш механик с позывным «Токио» пытался танк запустить, не было никакого паникерства: «Покидаем! Всё, бежим!»
Я спросил у механика: что, получается? Он мне не ответил, я пролез к нему, вижу, пытается завести, но дизель сдох. «Токио» мне говорит: «Танку хана». По рации кричат, чтобы мы отошли к наблюдателям. Мы вылезли и спокойно стоим, готовимся танк оборонять от дронов, хотя по нам еще и артиллерия работала. И тут смотрим: наблюдатели мечутся, нервно нам машут руками, орут. Мы поняли, что «птички» взлетели, и побежали в их окопы.
Вскоре прилетели FPV-дроны, четыре из них удалось сбить. Это помогло эвакуационному танку под командованием «Атлета», который шел следом. Но эвакуировать подбитый танк не получилось — оказалось, что у него взрывом срезало буксировочные крюки. В тот момент прилетел еще один дрон. Его удалось сбить, он упал рядом с танком, подбитой машине взрывом даже загнуло гусеницы. После мы запрыгнули на броню эвакуационной машины. Удалось успешно уехать. А оставленный танк, к сожалению, добили FPV-дроны.
«Дрон-камикадзе бьет сзади»
Как рассказал «Француз», дроны-камикадзе стали очень опасным врагом бронетехники. К крошечному летательному аппарату, который можно собрать в домашних условиях, подвешивается граната от ручного противотанкового гранатомета РПГ. Таким управляемым снарядом оператор может метко поражать танки в уязвимые места — сверху и сзади, где броня тоньше. Сам же дроновод находится на безопасном расстоянии, за многие километры от поля боя, вне досягаемости наших огневых средств.
— FPV-дрон обычно метит в танк сзади, — рассказывает «Француз». — Если попадет в двигатель, танк встанет, если в башню — может сдетонировать боекомплект. Наваренные решетки не могут полностью защитить танк и не всегда ослабляют кумулятивную струю от взрыва боеприпаса. Пробив броню, она создает внутри бронетехники избыточное давление. Поэтому мы ездим с открытыми люками — тогда есть шанс, что человек через них выберется наружу, останется жив, хотя и с ожогами…
Боец вспоминал случай, когда его танк в бою спас блок динамической защиты. Это такие специальные элементы на поверхности танка. При попадании в них кумулятивного снаряда происходит направленный взрыв, который отклоняет кумулятивную струю.
В другой раз, когда танк «Француза» был атакован FPV-дроном, беспилотник, едва не угодив в двигатель, в последний момент врезался в обочину у самой гусеницы.
— Я и заряжающий сидели на броне. Меня оглушило и маленько лицо жаром обдало, — вспоминает боец. — Танк остановился, я мехводу (механику-водителю. — «МК») ору, спрашиваю — живой он или нет. Говорю, что у меня тангента — специальная кнопка на рации — слетела. Потом слышу, тот рычагами крутит, пытается танк вывернуть, понял, что с ним все нормально. А заряжающий спрыгнул с машины посмотреть, что под гусеницами.
За время СВО экипажу «Француза» неоднократно приходилось работать как с закрытых огневых позиций, выступая в роли самоходной артиллерии, так и штурмовать вражеские опорники под огнем пушек, противотанковых средств, под налетами дронов.
— Когда выезжаешь на прямую наводку и видишь лесополку (лесополоса) на вражеской стороне, знаешь, что там везде противник, — делится танкист. — Сразу будет видно, если оттуда начнут по тебе шмалять, потому что расстояние небольшое, позволяет увидеть даже в триплекс. Если сам попал в цель, что-то «спалил» — можно навести танковый прицел и все зафиксировать. Разрывы от попаданий отличаются: сразу видно, когда попал в технику, склад с боеприпасами или блиндаж, ну, или когда снаряд просто в землю ушел…
На вопрос, страшно ли было во время боев, особенно когда в танк попадают вражеские снаряды, «Француз» отвечает лаконично: «Когда попадают — испугаться не успеваешь. Все мысли — как выполнить боевую задачу».
