Если власть нарушает законы своей же страны, граждане не могут быть свободны. Потому что свобода — это еще и чувство защищенности от произвола…
Помню, как я в первый раз после начала оккупации пересекал российско-украинскую «границу» Крыма, направляясь в Херсон. У меня было четкое ощущение, что я покидаю концлагерь, а впереди — свобода. Какое-то совершенно забытое чувство, похожее на то, которое испытывал в детстве, сбегая с уроков. Восторженное предвкушение праздника настоящей жизни смешанное с легким опасением, что в коридоре тебя поймает завуч и тогда-то уж точно до вечера из школы не выбраться.
Об этом пишет сегодня в статье для LIGA.net известный крымский публицист Максим Кобза.
Но в тот раз, на Каланчаке, это уже были вполне взрослые игры. Уже был осужден на страшные 20 лет каторги Олег Сенцов, уже вовсю шли бои на Донбассе, да и каждый, живущий в Крыму, вполне представлял, чем может закончиться вполне безобидная переписка во вКонтакте. И может закончиться именно здесь, на российском пропускном пункте, где пограничник в будочке, взяв твой паспорт, надолго прикипает взглядом к монитору своего компьютера. А ты стоишь, переминаясь с ноги на ногу, как будто ждешь результатов томографии в онкодиспансере — найдут у тебя что-то непонятное или на этот раз пронесло? И, как в той же больнице, беда приходит в виде наполненного заботой о тебе же запрета покидать территорию, только на этот раз не лечебного учреждения, а оккупированного Крыма. А дальше тебе остается только покорно ждать — найдут у тебя что-то достойное внимания новоявленных «докторов» или просто поставят на «диспансерный учет».
Каждый раз при пересечении «границы» сердце в этот момент поневоле замирало. Никто не может знать, что нового может увидеть молчаливый российский пограничник в своей базе данных, но и пятое чувство, и печальный опыт знакомых подсказывали, что теперь ты навсегда приговорен этой властью к неизвестности. Профилактически, загодя.
А на другой стороне как будто выглядывало солнце и стихал ветер. И убогие жовто-блакитные вагончики посреди жутко замусоренной херсонской степи, которые не шли ни в какое сравнение с вылизанным пограничным пунктом россиян, казались родными. И расхристанные украинские погранцы (не в обиду им будь сказано, россияне в этом отношении выглядели намного более подтянутыми) воспринимались чуть ли не как братья. Обниматься с ними никто не обнимался, но ощущение встречи родственников было, это точно. Хотя про разницу в обращении с пересекающими «границу» по обе ее стороны я бы не говорил.
Я вначале думал, что такие богатые переживания присущи только мне, но впоследствии, общаясь с немногочисленными оставшимися в Крыму вменяемыми друзьями, понял, что в той или иной степени подобное испытывал каждый, кто оккупацию Крыма воспринял как именно оккупацию. А потом, что интересно, такими же ощущениями стали делиться и те, кто деловито остался «над схваткой», и даже те, кто искренне приветствовал «освободителей». Политика тотального страха в сочетании с точечными репрессиями оказалась очень действенным «воспитателем» подобного мировосприятия. Восприятия России тюрьмой, а Украины — страной свободы.
Но вчера, прочитав в новостной ленте о постыднейшей истории с кровавым (другого слова не подберешь) выдворением из страны восьми грузин, некоторые из которых не просто сторонники независимой Украины, но и сражались за нее, имеют украинские боевые награды, я задумался, а по-прежнему ли я воспринимаю свою страну как свободную? И как теперь воспринимают Украину эти люди, воевавшие за нашу свободу, но не имеющие украинского паспорта? Не жалеют ли они теперь о своем выборе?
Когда читаешь в сети, что российские власти депортируют в Северную Корею бежавших из нее, то есть отправляют людей на неминуемую смерть, это как-то ожидаемо, хотя легче от этого не становиться. Тоталитаризм, Путин, КНДР, дружба диктаторов, весь нормальный мир записан во враги и так далее, все сходится, когнитивного диссонанса не возникает. Оруэлл как Оруэлл.
Но когда понимаешь, что твой президент даже не отказывает в убежище иностранцу, а просто отдает своего же проливавшего кровь солдата воюющему с Украиной агрессору (а ведь существует прямая угроза передачи Грузией своих граждан, воевавших за Украину, в руки российских спецслужб), то есть на муки, каторгу и смерть — это уже что-то запредельное. Причем отдает без суда, в нарушение законов своей же страны. Но так это выглядит только для тех, кто считает неприемлемым предательство — так, по-моему, называлось во все времена происходящее сейчас в Жулянах. И это не абстрактная зрада, а непосредственная подлость, с именами и фамилиями преданных.
Только вот предательство и свобода — вещи, как известно, несовместимые, и считать себя свободным в стране, где такое происходит, не может уже никто.
И теперь уже не знаю, испытал бы я сегодня тот кайф, когда, закрыв за собой калитку российского КПП, сделал первый шаг по украинской земле. Почувствовал бы я, что здесь совсем другой воздух?
При нынешнем векторе действий руководства страны, боюсь, скоро вполне можно будет не заметить разницы.