В конце января исполняется 105 лет со времени окончания Второго Марамарош-Сиготского процесса против православных в Закарпатье (1914 г.). Венгерские власти тогдашней Австро-Венгерской империи боролись с развитием православного движения в Угорской Руси, осуждая на тюрьмы сотни крестьян только за попытку перейти в православие. Этот исторический стоит помнить современным жителям украинского Закарпатья, поддающимся на заигрывания нынешних венгерских властей.
До суда
 |
| Граф В.А. Бобринский |
Хотя венгерские власти и преследовали исповедовавших Православие крестьян, православное движение, тем не менее, охватило множество сел Закарпатья. Венгерские чиновники понимали, что остановить Православие как религиозное движение невозможно, поэтому в донесениях вышестоящему начальству начинают появляться намеки на политическую подоплеку православного движения.
По жалобе униатского священника села Иза Андрея Азария полиция завела уголовное дело против крестьян села по подозрению в подделке документов о выходе из унии. Судебное дело рассматривалось в Мишкольце. Прокурор, изучив материалы следствия, 26 апреля 1911 года прекратил расследование по уголовному делу, не усмотрев в нем состава преступления. Андрей Азарий подал апелляцию, не согласившись с решением суда. Он утверждал, что «это результат самого большого по размаху подстрекательства против униатской церкви и венгерского государства» и что «организаторы движения в Изе хотят отторгнуть северно-восточную часть Венгрии в пользу русского царя». В ответ на обвинение униатского священника Хустский окружной суд признал недействительными 1688 свидетельств о выходе из ун[1].
В выводах окружного суда мы снова находим политические обвинения против участников православного движения. «В селе Иза распространение идей православной веры связано с тем убеждением, что естественным следствием принятия православной веры является перевод части венгерского государства в подданство русского царя, который венгерские органы и панство прогонит»[2]. Крестьяне обжаловали решение Хустского окружного начальника, но заместитель жупана Мараморошского комитата отклонил апелляцию и оставил в силе предыдущее решение.
14 июня 1912 года черновицкая русофильская газета «Русская правда», ссылаясь на венгерские газеты, писала, что в «Угорской Руси девять сел заявило о своем переходе в Православие». Она же сообщала, что венгерская власть провела массовые аресты и обыски в селах Иза, Липча, Теребля, Новобарово. Было конфисковано множество книг церковного содержания. На крестьян были наложены штрафы от 50 до 100 крон[3]. 17 июня 1912 года полиция произвела обыск в доме лидера православного движения иеромонаха Алексия (Кабалюка) в селе Ясиня. Полицейские изъяли священническую одежду, чашу, книги и опечатали дверь дома. Отец Алексий (Кабалюк) после этого случая вынужден было отправиться в США, где среди русинов-эмигрантов продолжил свою миссионерскую деятельность[4].
Между тем уже 28 апреля 1912 года в Мараморош-Сиготе прошло собрание униатского духовенства, которое обратилось к венгерскому правительству с просьбой остановить православное движение. Наджупан Мараморошского комитата барон Жигмонд Перени пообещал уничтожить Православие. Материалы для большого судебного процесса собирались с самого начала 1912 года[5].
В июне 1912 года из Министерства культов и народного образования на имя униатского епископа поступило письмо, в котором в общих чертах описывалась религиозная ситуация в северо-восточной Венгрии. Неизвестный автор письма утверждал, что православное движение является российской агитацией и направлено на распространение великорусской идеи. «Относительно образования православной парафии в Изе, то этому удалось помешать, но движение расширилось на несколько сел Хустского округа. В Тячевском округе оно охватило Тереблю, Дулово, Кричево, в Тересовском округе – Терново, Нересницу, Ольховцы»[6]. Чиновник упрекает епископа в том, что униатские священники безразлично относятся к православному движению, не обращают внимания на связь учителей с православными вождями. Он предлагал усилить миссионерскую работу, отстранить некоторых пастырей и прочее. Также представитель министерства не отбрасывал возможности вмешательства административных органов в борьбу с Православием, но главную роль отводил все же церковным властям.
Провал в миссионерской работе заставил униатского епископа перейти к более радикальным мерам. В интервью газете «Канадийский русин» епископ Антоний (Папп) заявил следующее: «В Марамороше нужно было провести аресты. Предупредить приграничную полицию, чтобы не попадали панславистские листовки. Запретить посещение заграничных паломнических центров»[7].
Чтобы остановить движение против унии, в главные центры Православия были отправлены дополнительные отряды жандармов и солдат. Главным инициатором насилия над православными изянами, как уже говорилось, был Андрей Азарий. Эту версию подтверждает и донесение мараморошского поджупана, который прямо указывал, что преследования православных происходили «по просьбе господина духовника отца Азария»[8].
В селе Иза работу военных и полиции возглавили следователи из Сигота Миклош Бренер и Миклош Имре. Они ввели в селе военное положение: крестьянам запрещалось собираться группами более двух человек, ходить к соседям. Жандармы требовали, чтобы каждый крестьянин имел при себе удостоверение о том, что он посещает греко-католическую церковь. Такие бумаги выдавал только местный священник. Если человек не имел такого документа, то его подвергали истязаниям и преследованиям[9].
Жандармы жестоко избили И. Пасульку, К. Вакарова, К. Хвуста, А. Пристаю за то, что они отказались давать клятву о возвращении в унию; женщин А. Кадарь и М. Сабову избили за попытку отвести детей на крещение к православному священнику в Мишкольц; И. Гайду, М. Вакарова, И. Борщика за проведение богослужения дома водили нагими по улицам. В конце декабря 1912 года полиция задержала во время молитвы нескольких девушек, среди которых была и будущая игуменья Параскева (Прокоп). Девушек раздели и нагими держали в речке до самого утра, били, обливали ледяной водой.
Когда Православие в Закарпатье не удалось остановить методами физического насилия и штрафами, Министерство внутренних дел отправило в села десятки тайных агентов, провокаторов, сыщиков. Полиция провела несколько рейдов в Изе, Кошелеве, Липче, Нанкове, Горинчеве, Нижнем Быстром, Теребле, Дулове, Нереснице, Тернове, Великих Лучках, Рахове, в результате чего было арестовано более 180 человек[10]. Признания у отправленных в тюрьму выбивали силой. Однако из-за отсутствия доказательств суд освободил половину арестованных, оставив в изоляторе 94 человека.
Судебное заседание по делу православных закарпатцев планировалось провести в Дебрецине 25 ноября 1913 года. Суд все время откладывался, так как «главный обвиняемый» иеромонах Алексий (Кабалюк) не был арестован и находился в США.
На состоявшемся в Будапеште совещании по поводу процесса, на котором присутствовали глава венгерского правительства Иштван Тиса, министр культуры и образования Бейла Янкович, мукачевский униатский епископ Антоний (Папп), правительственный советник Сигизмунд Перени, министерский советник Орест Сабов, епископский викарий Емилиан (Косей), адвокат Миклош Куткафальви, было принято решение начать процесс 29 декабря 1913 года в Мараморош-Сиготе[11].
Суд
 |
| Иеромонах Алексий (Кабалюк) |
Перед судом предстали 94 человека, в том числе и женщины. Главный судья Аврелий Товт и королевский прокурор Андор Иллеш разделили подсудимых, в соответствии с предъявленными им обвинениями, на 15 групп. Крестьянам вменялось в вину то, что они, используя распространение православной веры, ставили целью присоединение части венгерской территории к России; что они вели агитацию против униатской церкви и ее священства, венгерского народа и государственных законов[12]. Согласно законам Австро-Венгрии 1868 года, все граждане могли вольно переходить из одного вероисповедания в другое, придерживаясь, конечно, прописанных формальностей. Таким образом, факт разрыва с унией по сути не мог считаться преступлением.
Иеромонах Алексий (Кабалюк), вынужденный преследованиями венгерских властей уехать в США, в Нью-Йорке узнал от епископа Платона, что на его имя от настоятеля Яблочинского монастыря архимандрита Серафима пришло письмо. В этом письме он прочел о событиях в Мараморош-Сиготе. Отец Алексий принял решение вернуться домой и разделить со своими братьями незаслуженное наказание. Он приехал в Мараморош-Сигот и в зале суда сдался властям.
Прокурор А. Иллеша убеждал суд, что подсудимые наладили связь с графом Владимиром Бобринским в Петербурге и братьями Геровскими в Черновцах исключительно в преступных политических целях. По его словам, главные обвиняемые иеромонах Алексий (Кабалюк), Юрий Воробчук, Михаил Палканинец, Иван Бабинец, Яков Борканюк и другие проводили политическую агитацию после богослужений и на ярмарках в Мария-Повче, Биксаде, Хусте, Бороняве, а также при материальной поддержке Галицко-русского общества распространяли в комитатах Мараморош, Берег, Угод прокламации, газеты, письма, которые вызывали ненависть к венгерскому государству и униатскому клиру[13].
Среди улик, с помощью которых прокурор доказывал антигосударственную деятельность задержанных, были виды афонских и киевский монастырей, иконы, книги, изданные в Киеве, Одессе, Москве, периодические издания «Русская правда», «Вера и Церковь», «Русское слово».
В обвинительном акте, который имел 52 страницы, прокурор А. Иллеш коснулся и истории православного движения в юго-восточной Венгрии. Он утверждал, что первые ростки его были замечены в селе Великие Лучки возле Мукачева и в селе Иза возле Хуста, потом православная агитация усилилась деятельностью Алексия (Кабалюка), принявшего на Афоне, куда он отправился в 1905 году, монашеский постриг.
В обвинительном акте встречались ошибки и казусы. Так, прокурор говорил о связях с «киевским патриархом», которого не существовало.
На судебном процессе православных закарпатцев защищали 19 адвокатов: А. Клейн, М. Проданович, Й. Папп, К. Шамло, Ф. Барна, М. Готесман, Я. Лихтенберг, И. Гощук, В. Имреди, Ю. Остерихер, Й. Редей, З. Ронай, Л. Батори, Ю. Яношка, К. Хаджи, З. Тодорович, И. Лалошевич и другие.
Судебные слушания велись на венгерском языке, которым владело только несколько подсудимых. Адвокаты постоянно обращали внимание на тот факт, что переводчики не правильно передают слова подсудимых и свидетелей. Большинство православных крестьян категорически отрицали обвинения в антигосударственной агитации, они признавали только ее религиозный характер. Так, подсудимый Юрий Воробчук признавал, что получал от братьев Геровских брошюры и книги, они распространялись среди крестьян для утверждения их в Православии. Михаил Палканинец на суде заявил, что покинул греко-католическую церковь потому, что она поддалась католическому влиянию и мадьяризации, но он категорически не соглашался с обвинениями в том, что чинил обиды униатскому духовенству. Подсудимый Иван Бабинец признавал, что распространял православные книги и ездил несколько раз в Россию[14].
По требованию адвокатов судебный врач Гелер провел медицинское обследование Ивана Бабинца и Якова Борканюка, которое показало, что названные подсудимые страдают психическими расстройствами. Их причиной были издевательства и пытки, которыми арестованные подвергались до суда. После медицинского заключения председатель суда прекратил судебное преследование Ивана Бабинца и Якова Борканюка.
Илья Пирчак, писарь адвокатской канторы в Мукачеве, признал на суде, что ему приходилось ездить во Львов по делу православной церкви в Великих Лучках. Он писал статьи для будапештских и лондонских газет, делал для львовской «Прикарпатской Руси» переводы статей венгерской прессы о православном движении в Угорской Руси. Как доказательство вины Ильи Пирчака прокурор предъявил суду несколько писем ему с Афона и от галицких русофилов[15].
К суду были также привлечены женщины: супруга Федора Фицая, супруга Федора Мушкура и Мария Сочка. Женщины сообщили, что перешли в Православие, потому что униатские священники не вычитывали службу Божию в полном объеме.
Главное внимание в ходе судебного слушания было уделено «основному обвиняемому» – иеромонаху Алексию (Кабалюку). 16 января 1914 года прокурор представил вещественные доказательства его вины: письма, книги, церковную одежду, церковную утварь. Обращалось внимание на то, что в одном из требников рукой отца Алексия (Кабалюка) было вписано имя цесаревича Алексея – наследника Российского императорского престола; что в одном из писем архиепископу Евлогию (Георгиевскому) отец Алексий жаловался на братьев Геровских: братья, мол, распространяли в Венгрии антигосударственные печатные издания и тем самым настроили администрацию против угрорусов; что в письме к графу В. Бобринскому отец Алексий просил последнего приехать на судебный процесс[16].
Сначала отец Алексий, хорошо владевший венгерским языком, отказался от адвоката и защищал себя сам. Но потом дело защиты взял на себя адвокат Артур Клейн. Услугами этого адвоката пользовались православные изяне еще во время первого Мараморош-Сиготского процесса.
На суде отец Алексий подобно рассказал о себе и своей деятельности, отметив, что проводил среди населения только миссионерскую роботу и не преследовал никаких политических целей. Чтобы подтвердить свой священнический сан, отец Алексий предъявил удостоверение, подписанное архиепископом Холмским Евлогием.
О насилии венгерских жандармов против православных свидетельствуют показания на суде жителей села Иза. Так, Николай Сабов заявил, что во время рождественских праздников 1913 года его, больного, жандарм силой погнал в униатскую церковь. Дмитрий Вакаров, Андрей Кеминь, Георгий Вучкан, Михаил Гайду, Андрей Изай, Степан Лучко, Василий Прокоп утверждали, что они не чинили никаких преступлений против униатской церкви и духовенства, но, тем не менее, подверглись насилию со стороны жандармерии[17].
После допроса обвиняемых суд перешел к чтению конфискованной литературы. Многие крестьяне требовали вернуть им их книги, говорили, что в них нет ничего крамольного, что подобные издания есть и в униатских храмах.
Важным событием в ходе Мараморош-Сиготского процесса стал приезд из Петербурга графа Владимира Бобринского. 3 февраля 1914 года он в сопровождении думских депутатов Балашова и Дмитриева прибыл в Будапешт. Львовское «Дело», ссылаясь на венгерскую газету «Pesti Hirlap», опубликовало выдержку из интервью графа Бобринского, который категорически отрицал политическую подоплеку православного движения[18].
4 февраля граф Бобринский был в Мараморош-Сиготе. Он выразил желание давать показания на русском языке, чтобы подсудимые могли его понимать. Но председатель суда Аврелий Товт не удовлетворил его просьбу, мотивируя отказ тем, что судебный переводчик Медведецкий плохо владеет русским языком. Во время слушания прокурор задал графу несколько бессмысленных и провокационных вопросов. Бобринский сообщил, что цель возглавляемого им Галицко-русского общества – противодействие польскому и украинскому влияниям на Галичине и Буковине; он отрицал, что общество финансировало поездки паломников угрорусов в Россию и проводило политическую агитацию в Венгрии[19].
Неоднозначную оценку общественности вызвали допросы свидетелей, которых, по сообщению львовской газеты «Дело», было до 300 человек[20].Главным свидетелем обвинения был Арнольд Дулишкович. Но на суде выяснилось, что он политический провокатор, занимавшийся шпионажем. Обманным путем Дулишковичу удалось получить рекомендательное письмо к Алексею Геровскому, который помог ему приехать в Россию. В Петербурге Дулишкович встретился с Бобринским, которому представился православным миссионером. В России А. Дулишкович собирал информацию о связях закарпатцев с российскими православными центрами[21].
Провокатором и шпионом был и Андрей Манайло. Он поселился в селе Липча возле Хуста, вступал в разговоры с крестьянами, высказываясь против мадьяризации и греко-католического духовенства и тем самым провоцируя крестьян на неосторожные высказывания, которые аккуратно записывал.
Провалом для обвинения стали и показания других «свидетелей»: униатских священников, сельских корчмарей и чиновников. Греко-католический священник села Ясиня Александр Ровной ссылался только на слухи, сам лично ничего не наблюдал. Между адвокатом Йозефом Редеем и священником Андреем Азарием из Изы возникла полемика относительно восьмиконечного креста. Адвокат, ссылаясь на решение Конгрегации распространения веры от 19 апреля 1887 года, утверждал, что такая форма креста разрешена Церковью, кроме того, такой крест был и на храме в Изе. А. Азарий же не соглашался с адвокатом, утверждая, что такой крест – это проявление панславизма[22].
Подобное утверждение выдвигал и священник Александр Кимак из Теребли. Когда адвокат Й. Редей показал ему молитвенник с восьмиконечным крестом, изданный ужгородским издательством «Унио», он ответил, что это делается для того, чтобы книги лучше продавались среди крестьян. А. Кимак признавал, что когда крестьяне его села не хотели вступать в униатскую общину, то он некоторых и избивал.
Священник села Арданово Сабов сообщил, что после того как крестьянин Иван Рети отказался вступить в униатскую общину, он донес на него светской власти. Показания священника из села Липча свидетельствовали, что не малую часть духовенства толкала на борьбу с Православием личная выгода. Священник сообщил, что от крестьян его села поступило 168 заявлений о переходе в Православие, из-за чего он лишился 300 мер кукурузы ежегодно и платы за требы[23].
Не имея достаточного количества доказательств, прокурор 5 февраля 1914 года освободил из-под стражи большинство арестованных, сняв с них все обвинения. Среди них были Петр Брод, Юрий Кабалюк, Дмитрий Вакаров, Георгий Вучкан, Василий Колочавин, Михаил Гайду, Андрей Изай, Степан Вучкан, Василий Липчей, Степан Липчей, Алексей Зейкан, Михаил Прокоп, Василий Кеминь, Петр Симулик, Иван Стебляк, Василий Бойчук, Михаил Бойчук, Василий Липей, Михаил Кузьмик, Иван Росоха, Петр Росоха и другие[24].
Приговор
Несмотря на все усилия защиты и протесты мировой общественности, венгерская власть 3 марта 1914 года вынесла позорный приговор: 32 человека были осуждены на разные сроки заключения, они должны были также уплатить значительные денежные штрафы. Иеромонах Алексий (Кабалюк) был осужден на четыре года и шесть месяцев тюрьмы и 100 крон штрафа; Николай Сабов – на три года и 400 крон штрафа; Дмитрий Петровций – на два года и шесть месяцев и 200 крон штрафа; Илья Пирчак – на два года и шесть месяцев и 300 крон штрафа; Михаил Палканинец – на два года и три месяца и 100 крон штрафа; Степан Кеминь – на два года и 200 крон штрафа; Степан Вакаров, Дмитрий Попович – на два года и 300 крон штрафа; Кирилл Прокоп – на год и восемь месяцев и 300 крон штрафа; Юрий Воробчук – на год и шесть месяцев и 100 крон штрафа; Юрий Чопик – на год и четыре месяца и 100 крон штрафа; Федор Мускур, Михаил Росоха, Василий Куцина, Георгий Варга – на год и 100 крон штрафа каждый; Юрий Угаль, Иван Газий – на десять месяцев и 100 крон штрафа; Дмитрий Рапинец, Юрий Тришинец, Василий Рубиш – на девять месяцев и 100 крон штрафа; Андрей Кеминь, Юрий Симулик, Илья Фейсак – на восемь месяцев и 100 крон штрафа; Юрий Незбайло – на восемь месяцев и 800 крон штрафа; супруга Федора Фицая, Михаил Думницкий, Иван Думницкий, Михаил Данко, Андрей Брод, Иван Ретий, Мария Сочка – на шесть месяцев тюрьмы и 50 крон штрафа каждый; Иван Балог – на пять месяцев и 50 крон штрафа[25].
Периодические издания о судебном процессе в Мараморош-Сиготе
В оценке Мараморош-Сиготского процесса венгерская общественность разделилась на два лагеря: либерально-протестанское направление осуждало процесс, католическо-консервативное его поддерживало. Венгерская оппозиционная газета «Будапешт» по поводу Мараморош-Сиготского процесса писала: «Этот процесс бессмысленный и несправедливый, это кровавая клевета»[26]. Русская газета «Голос Москвы» 21 января 1914 года опубликовала интервью прежнего венгерского министра юстиции Г. Полони, который негативно оценивал судебный процесс: «Доказательства обвинения в основном отсутствуют, подсудимые – бесправные и несчастные люди, доведенные до нищенства. Дело идет не о политической агитации, а о религиозной пропаганде»[27].
По поводу процесса чешский депутат Клофач подал 9 января 1914 года в австрийском парламенте протестующую интерпелляцию. В будапештском парламенте такой же документ подал 21 января 1914 года депутат Антон Бескид[28].
О беспочвенности обвинения и жестоком обращении с узниками много писала львовская русофильская газета «Русское слово»: «Мадьяры не имеют никакого милосердия и страшно преследуют те славянские народы, которые живут в Венгрии. Вскоре состоится суд в венгерском городе Дебречин. За что, собственно, будут судить русских людей, никто не знает. Вероятно за то, что они не отреклись от своей народности, веры и Церкви и были русскими патриотами. Жертвы этого мадьярского суда станут новым украшением героического подвига русского народа»[29].
Противоположной была оценка православного движения в изданиях украинского направления. Так, львовская газета «Праця» 15 апреля 1914 года писала: «Только что теперь, когда православные и цареславные агенты России расплодились и угнездились в Галичине и на венгерской Украине, Австрия взялась к уничтожению сей опасной погани. Против российских агентов Австрия стала выступать и административно: через старост, жандармов, и организуя против них судебные процессы. У москвофильских деятелей проведены обыски, а некоторые из них посажены на скамью подсудимых; против них начался процесс о государственной измене»[30].
 |
| Участники памятных мероприятий, посвященных 10-й годовщине Второго Мараморош-Сиготского процесса. 1924 г. |
После второго Мараморош-Сиготского процесса греко-католическое духовенство и местная администрация усилили контроль над жизнью венгерских русинов. 24 июня 1916 года в Мукачевской епархии был введен григорианский календарь. Также началась работа по распространению вместо кириллицы латинского алфавита с венгерским способом написания букв. Министр культов и народного образования издал распоряжение, согласно которому, начиная с 1916/17 учебного года, все школьные учебники, также и учебники закона Божиего, обязательно печатались латиницей[31]. Но так как значительная часть духовенства и верующих выступила против реформ (к примеру, греко-католический священник Августин Волошин считал, что кириллица должна оставаться церковным шрифтом), то мукачевский епископ Антоний (Папп) 10 ноября 1918 года упразднил распоряжение о латинском шрифте и григорианском календаре.