Международная система уверенно движется в сторону сложной комбинации взаимодействий и противоречий великих держав, совокупность которых создает некую стабильность
В 1864 году в Европе запахло войной. Пруссия прямо стала угрожать Дании силой отобрать у нее населенные немцами территории в южной части Ютландского полуострова и тем самым разрубить гордиев узел «шлезвиг-гольштейнского вопроса».
Сам этот вопрос корнями уходил в династические хитросплетения европейской политики еще XV века.
Глава британского кабинета лорд Пальмерстон однажды заметил: «Еще недавно во всей Европе только три человека разбирались в шлезвиг-гольштейнском вопросе: принц Альберт, один старый датчанин и я. Но принц Альберт, к несчастью, недавно умер, этот старый датчанин сидит теперь в доме умалишенных, а я совершенно забыл, в чем там дело».
Прусский канцлер Отто фон Бисмарк не собирался становиться четвертым, пытающимся вникнуть в путаную историю. Вместо этого он переоснащал армию и одновременно вступил в целую серию переговоров со всеми тогдашними ключевыми столицами: Лондоном, Парижем, Веной и Петербургом. Без их одобрения Пруссия никогда б не решилась на рискованное предприятие. Австрийцам пообещали часть спорной территории, России – поддержку в пересмотре унизительных итогов Крымской войны, Британии – симпатию в колониальных спорах с Францией, а французам наоборот дружбу против англичан. В итоге в результате короткой войны с Данией Пруссия отвоевала спорные земли, а великие державы смирились с дерзостью Берлина. Каждая по своей причине.
Так работал знаменитый Европейский концерт XIX века, основанный на тонком ситуативном согласовании амбиций, интересов и взаимных угроз изначально пяти, а потом и шести великих держав. По такому же принципу все очевиднее выстраиваются и современные международные отношения. Однополярного мира во главе с США не вышло. Сами американцы отказались от бремени, что и подтвердило избрание Дональда Трампа. Вместо этого торжествует баланс сил.
И яснее всего это проявляется на Ближнем Востоке – главной площадке дипломатических схваток и комбинаций нашего времени.
Кошмар коалиций
Адепты дебидуровской «Дипломатической истории Европы», изнывающие от скуки при взгляде на прикрытое бюрократическими процедурами и ложью политкорректности европейское пространство могут легко черпать вдохновение из обозрения дел на огромном пространстве между Марокко и Индией.
Помимо давно переросшей из гражданской в империалистическую войны в Сирии в регионе еще и разворачивается непримиримое противоборство между Ираном и Саудовской Аравией (а это война в Йемене, кризисы в Ливане и Ираке, борьба вокруг Катара), Турция реализует свои гегемонистские амбиции и ломает голову над «курдским вызовом», в Ливии идет острейшая борьба за власть, египетские военные власти сражаются с исламистами на Синае и в той же Ливии; и, как будто всего упомянутого мало, еще и обострился палестинско-израильский конфликт после грубого вмешательства Трампа в вопрос статуса священного Иерусалима, который по своей сложности даст фору «шлезвиг-гольштейнскому».
В этом сложном узоре сталкивающихся интересов, амбиций, трезвого расчета и иррационального религиозного фанатизма внимательный наблюдатель может узреть один язык, ставший lingua franca пестрого региона: язык превосходящей силы.
Именно демонстрация способности своевременно применять этот «язык» и сделала в уходящем году Россию ключевым игроком на Ближнем Востоке, потеснившем в этой роли даже США. Решительно бомбить более слабых и строить самые невероятные коалиции с более сильными – ранее так работал Вашингтон. Теперь и Москва.
Причем американцы за последние пятнадцать лет слишком много дров наломали в регионе, чтоб их соперник не мог преуспеть. От ничем не обоснованного вторжения в Ирак до вызвавшего зубовный скрежет в Саудовской Аравии и Израиле соглашения по ядерной программе Ирана; от изначальной поддержки Арабской весны (включая интервенцию в Ливию в 2011) до более позднего одобрения военного переворота против исламистов в Египте; от попустительства репрессиям Анкары против курдов до превращения курдских отрядов в Сирии в главных получателей американского оружия – все эти кульбиты дипломатии США на Ближнем Востоке очень сильно подорвали доверия к ним. А тут еще и вызвавшее бурю негодования во всем исламском мире вмешательство в «иерусалимский вопрос».
В сухом остатке Вашингтон настроил против себя Турцию, остановился на полпути к примирению с Ираном и вновь сделал из него врага, спровоцировал недоверие многолетних союзников в рядах арабских монархий Персидского залива и вроде как порадовал «партию войны» в Израиле, но опять же не целиком удовлетворил ее, сохранив подписанную при Обаме ядерную сделку с Тегераном.
Сказанное не означает, что у России дела в регионе идут как по маслу. Слишком ограничены экономические и военные ресурсы Москвы, и слишком сложны конфликты между ближневосточными государствами, чтобы РФ могла стать надолго главным арбитром здесь. И мы уже видим, что в Сирии оказалось легче выиграть войну, чем мир. Попытки собрать представителей всех основных внутрисирийских игроков на мирный конгресс в Сочи станут главной задачей российской дипломатии в предстоящем году. Пока у Москвы есть ситуативная коалиция с Турцией и Ираном, ставшей главным фактором общего успеха сирийской операции.
Поддерживаемые Анкарой группировки оппозиции по команде кураторов просто пошли на примирение с режимом Асада в западной части страны, что позволило правительственной армии и союзникам выбить ИГИЛ из большей части восточных провинций. Но признавать Асада законной властью Реджеп Тайип Эрдоган по-прежнему не хочет. Хотя его ссора с ЕС и отчасти с Соединенными Штатами по вопросам его внутренней политики пока будут принуждать Анкару дружить с Кремлем.
Есть противоречия у Москвы и с Тегераном. России важны хорошие отношения с Израилем, а тот уже фактически воюет с иранцами на сирийской территории. Перспектива превращения Сирии в персидский плацдарм против еврейского государства совершенно неприемлема для Тель-Авива. Да и для Саудовской Аравии тоже, ситуативный альянс с которой (освященный историческим визитом короля Салмана в Первопрестольную) необходим Кремлю и с точки зрения ближневосточной политики и с прицелом на повышение цен на нефть.
Вернулись к активным действиям в регионе и американцы, создающие в контролируемых курдами северо-восточных районах Сирии свой плацдарм для влияния на будущее страны. Параллельно Вашингтон всеми силами пробует восстановить доверие Эр-Рияда, но здесь все те же вызовы: ядерная сделка с Ираном, палестинско-израильский конфликт, отказ США поддержать силовое давление на строптивый Катар.
Показательно, что в каждом выступлении, затрагивающем отношения с Россией, члены американской администрации подчеркивают, что при всех противоречиях с Москвой, они рассчитывают на продолжение конструктивного сотрудничества по сирийской теме.
«Сотрудничество» это порой выливается в опасное сближение боевых самолетов двух стран, но в целом вес, который РФ приобрела на Ближнем Востоке, делает ее очень важным для Вашингтона партнером в деле стабилизации все более сваливающегося в хаос войны всех против всех региона.
Соединенные Штаты Европы
Этот год начался для Старого Света миграционным потопом, порожденным во многом (но далеко не исключительно) конфликтом в Сирии.
Центристские элиты столкнулись с вызовом со стороны крайне правых популистов, эксплуатирующих страх многих европейцев по поводу нового «великого переселения народов», грозящего превратить Европу в задворки Ближнего Востока. Причем если на закате Римской империи вторгшиеся в нее варвары в большинстве своем перенимали римскую культуру и христианскую веру, то нынешние пришельцы упорно сохраняют все свое и даже настойчиво пытаются принудить адаптировать европейский либеральный образ жизни к своим религиозным и эстетическим представлениям.
Вызов ползучей исламизации Европы уже похоронил концепцию мультикультурализма. От нее отказалась и Ангела Меркель (во многом благодаря этому она сохранила шансы остаться канцлером), и французский правящий класс, и власти стран поменьше.
«Чудо Макрона», в последний момент якобы спасшего Францию от прихода к власти крайне правых к концу года получило свое зеркальное отражение в виде «феномена Курца». Харизматичный, обаятельный и стильный австрийский политик показал, что можно быть столь же адаптированным к постмодернистским представлениям о политике человеком, но при этом выступать с консервативных и даже частично националистических позиций. Отныне лагерь противников миграции, толерантного отношения к исламу и размыванию христианских корней западной цивилизации приобрел очень презентабельного и молодого выразителя своих устремлений.
Оппоненты Себастьяна Курца из левого либерального лагеря даже успели сравнить его с Кайло Реном из седьмого и восьмого эпизодов «Звездных войн».
Сам же Эммануэль Макрон, столкнувшись с огромными трудностями в реформировании закостенелого французского «государства всеобщего собеса» с его 35-часовой рабочей неделей и крайне социалистическим трудовым законодательством взялся за другую большую реформу: перестройку Европейского Союза.
ЕС давно пребывает в кризисе целеполагания. Весь проект задумывали ярые федералисты, мечтавшие о Соединенных Штатах Европы. Само понятие «интеграция» означает не расширение блока вширь, а развитие вглубь, путем все большей унификации и ограничения национального суверенитета (в трактовке федералистов – национального эгоизма) в пользу концентрации властных полномочий в надгосударственном центре.
В начале 2000-х по европейской интеграции был нанесен мощный удар смещением точки приложения усилий. Расширение ЕС на восток не имела собственно к интеграции никакого отношения. Скорее наоборот. То, что было трудно согласовать в блоке из 15 членов стало почти нереально урегулировать в союзе из 28 индивидуальных игроков. Расширение на восток решало проблему вакуума безопасности в постсоциалистической части континента, но заблокировало во многом движение ЕС по пути углубления сближения. И когда на эту измененную стратегию наложили эхо федералистских мечтаний в виде введения евро, все начало сыпаться.
Теперь Макрон и его немецкие единомышленники воспользовались Brexit, выводящим из блока наиболее мощного оппонента федералистских устремлений, взялись за оптимальную для них идею: построение Соединенных Штатов Европы.
Французский президент уже предложил общий бюджет, общую налоговую систему, пост министра финансов ЕС (без всей этой надстройки единая валюта не может эффективно функционировать в странах с такой разной производительностью труда, как в ФРГ и Греции). В придачу к этому он хочет видеть ЕС со своими объединенными вооруженными силами (ответ на посеянное Трампом сомнение в надежности зонтика НАТО) и общей образовательной системой. При этом основной акцент делается на возрождение тандема Германия – Франция как основного локомотива объединения.
По сути, это тоже проявление тенденции возврата к принципам Европейского концерта XIX века с поправкой на более либеральные нравы нашей эпохи. Когда нужно отвечать на серьезные внешние вызовы (будь то исламский терроризм, наплыв мигрантов, ревизионизм России или эгоизм США) давать равное право голоса Германии и крошечной Мальте или чуть большей, но и очень строптивой Словакии – просто нерационально. Две главных скрипки в Европейском концерте – и все остальные подстраиваются под задаваемый ими строй и общее звучание произведения.
Такая модель позволит продолжить развитие интеграции вглубь и сделать Евросоюз самостоятельным и сильным игроком на международной арене, чему сейчас мешает внутренняя разобщенность блока. Вся пафосная риторика об общих ценностях не может скрыть отсутствие понимания общих интересов. Соединенные Штаты Европы эту проблему решат. Но в этом проекте не найдется места ни Украине, ни Турции.
Более того, из него с высокой степенью вероятности выпадут и своенравные страны Восточной Европы. Польша, Венгрия, Словакия сегодня охотно получают деньги из Брюсселя, но отказываются разделить бремя расселения сирийских беженцев и явно симпатизируют Трампу, который вызывает почти идиосинкразию у Макрона и Меркель.
Теперь восточноевропейским элитам предложат выбор: или отказ от гонорливого самоуправства и вливание в «оркестр», или право на сольную партию вне основных дивидендов от участия в Европейском концерте.
США: год без президента
После шокирующего избрания Трампа многие предсказывали ему непростую борьбу за утверждение в роли лидера нации. Но мало кто мог представить, что и двенадцать месяцев спустя он все еще не станет полноценным главой государства.
Дональд Трамп стал президентом исключительно благодаря протестной энергии снизу и резко против воли политического истеблишмента. Даже в собственной Республиканской партии. Отсюда и все попытки любой ценой связать его по рукам и ногам, даже если это означает ослабление Соединенных Штатов в целом. И в обвинения в collusion (сговоре) с Россией ради победы на выборах 2016 года стали самым удобным поводом сделать президента «хромой уткой» с первых дней его правления.
Всем думающим людям, включая и политиков-демократов на самом деле как ясно, что никого сговора между командой Трампа и, тем более, им лично и Кремлем и в помине не было. Специально созданная комиссия Роберта Мюллера за 9 месяцев неусыпной работы не нашла ничего, что хоть как-то указывало бы на обратное.
Все выдвинутые против членов команды Трампа обвинения показывают, что Мюллер способен раскопать факт неправильной парковки десять лет назад, а, значит, нашел бы доказательства конспиративных связей с Москвой, если б они на самом деле были.
Для примера главу избирательного штаба Трампа Пола Манафорта обвинили в нарушении правил регистрации лоббистов и неуплате налогов с его доходов за работу в Украине в 2005-13 годах – в период, когда Трамп еще и не собирался выдвигаться в президенты. Давние связи Манафорта с российским крупным бизнесменом Олегом Дерипаской указывают на сговор с Кремлем в период выборов не более, чем инициирование Хиллари Клинтон в 2009 году «политики перезагрузки» в отношениях с Россией.
Этим Клинтон и Обама простили России вторжение в Грузию в августе 2008 года. Но их почему-то никто не обвиняет в сговоре с Путиным.
И тем не менее, созданный негативный фон очень ограничил Трампа на своем посту. Он фактически потерял возможность проводить полностью самостоятельный внешнеполитический курс, что делали до него все президенты. Апогеем стало принятие в июле Конгрессом закона о санкциях против России, которым президента обязали получить одобрение парламента для снятия любых ограничительных мер против Москвы.
По сути, конгрессмены нарушили конституцию США, не предусматривающую такого вторжения в компетенцию исполнительной власти, но Трампу не осталось ничего иного, кроме как смириться.
Не сильно хорошо у американского президента идут дел и с выполнением предвыборных обещаний. Проект стены на границе с Мексикой особо не движется, запрет на миграцию из мусульманских стран регулярно пересматривается судами, полным провалом закончились попытки отменить проведенную Обамой реформу здравоохранения. И только под конец года огромными усилиями президенту и республиканскому большинству в Конгрессе удалось запустить грандиозную налоговую реформу, которая в итоге ударит по бедным и повысит и без того огромный национальный долг, но создаст стимулы для бизнеса.
Именно позитивная экономическая динамика: сокращающаяся безработица и рост фондового рынка – дают Трампу основные надежды на политическое выживание. В наступающем году он с этих позиций наверняка постарается перейти в наступление, чтобы помочь республиканцам на осенних выборах в конгресс. Если президенту не удастся доказать поверившему в него белому пролетариату и среднему классу, что он способен изменить негативную для них социально-экономическую и культурно-идеологическую динамику, демократы возьмут большинство в обеих палатах. И тогда откроется окно возможностей для импичмента.
В силу всех этих сложных внутренних вызовов американский истеблишмент так и останется повернутым спиной к миру. При очевидной несоизмеримости военной, финансовой, идеологической мощи США и любых их конкурентов, вынужденная занятость внутренними делами и общий настрой многих простых американцев на мягкий изоляционизм, только усиливает шансы на завершение формирования глобального концерта. Америка чаще всего в нем по-прежнему будет играть первую скрипку.
Но точно уже не будет дирижером. И даже не потому что рука ослабла или дирижерская палочка сломалась, а потому, что с очевидной эрозией либерально-демократического сценария (отвергаемого все активнее на самом Западе), у Вашингтона просто нет шансов предложить общую партитуру для всех.
Писать новую симфонию придется вместе с Китаем, Индией, ЕС, Японией, Россией и теми (как, например, Турция или Иран), кто сейчас всеми силами доказывает, что их лучше пересадить в первые ряды, чтоб они не устраивали какофонию из угла оркестровой ямы.