Восточное Средиземноморье все больше превращается в новое поле регионального сражения. Там назревает самый серьезный конфликт за последние десятилетия: Греция и Турция противостоят друг другу на нескольких фронтах, включая и сухопутные границы (проблема мигрантов и беженцев), и Кипр.
Об этом пишет Фонд «Украинская политика».
В 2019 году у вековой вражды между Грецией и Турцией появился новый фронт — газовый. Все началось с обнаружения большого газового месторождения у южного берега Кипра. Разработка этого месторождения французской Total и итальянской Eni вызвала протесты Турции.
В январе 2020 года Греция, Израиль и Кипр заключили соглашение о строительстве газопровода. Предполагается, что он может покрыть 4% спроса на газ на европейском рынке. Турция оказалась исключена из регионального сотрудничества. Анкара, в свою очередь, подписала соглашение о делимитации морской границы с признанным ООН правительством Ливии. По нему Турция получает права на ряд территорий, через которые должен пройти греко-израильский трубопровод.
Турция и Греция сцепились за газ в Средиземном море, и конфликт обострился настолько, что в него вмешались внешние силы. Это стало возможно в том числе потому, что США меньше интересуются регионом, чем раньше. Эксперты соглашаются, что очевидные рычаги влияния на Грецию и Турцию есть только у Вашингтона. Однако администрация Дональда Трампа продолжает курс на уменьшение присутствия в регионе. Пока неясно, будет ли Вашингтон предпринимать посреднические дипломатические или иные усилия для нейтрализации напряженности межу двумя союзниками по НАТО.
Морские границы, о которых договорились Турция с Ливией, нельзя считать действительными без согласия Греции. Но и греческие претензии на воды вокруг своих островов недействительны, если их не признает Анкара. Обе стороны не готовы отступать. В конфликте участвует много внешних игроков, и Турции противостоят не только Греция, но также Франция, Египет и ОАЭ — при дипломатической поддержке Израиля. Кипр заблокировал санкции ЕС против Беларуси, потребовав сначала ввести их против Турции. В то же время у Р. Эрдогана есть рычаги давления на ЕС – беженцы, которых Турция может пропустить в Европу.
Турция не откажется от найденного в Средиземном море газа ради мира с Грецией, несмотря на международную обеспокоенность. Соответствующее заявление сделал министр энергетики Турции Фатих Донмез. Амбициозная повестка Турции в последние годы ставит себе целью выход на уровень регионального государства с уровнем ресурсной самодостаточности, чтобы иметь претензию на лидерство в Черноморско-Средиземноморском регионе.
Насколько реальна угроза локального вооруженного конфликта? Какие невоенные методы воздействия стороны могут применить друг против друга? Как стороны намерены разбираться друг с другом: самостоятельно или при поддержке внешних игроков? Чего ожидать от развития этого противостояния дальше?
Конфликт Греции и Турции комментирует Илия Куса, эксперт по вопросам международной политики аналитического центра «Украинский институт будущего».
В Восточном Средиземноморье этот конфликт назревал давно. В конце весны, когда Турция первой сделала первый шаг в направлении эскалации: заключила соглашение о делимитации морских границ с Ливией. Потом она отправила свои сейсмологические корабли на разведку — и к берегам Кипра, и в спорные районы Восточного Средиземноморья. Эти действия и легли в основу конфликта с Грецией.
Хотя конфликт начался не этой весной, он длится уже долгое время. Корнями он уходит в столетия: к спору между Грецией и Турцией вокруг торговых маршрутов в Восточном Средиземноморье, в более широком контексте вокруг этих логистических узлов в Черноморско-Средиземноморском бассейне. Понятно, что разморозило этот конфликт и дала возможность ему «заиграть» новыми красками – это открытие газовых месторождений в Восточном Средиземноморье. Начиная с 2014 года, когда Израиль открыл возле своих берегов газ, Египет — возле своих берегов, Кипр – возле своих, также возле берегов Ливана были открыты ряд газовых месторождений. С тех пор стороны шли на эскалацию в надежде захватить контроль над богатым газовым шельфом у берегов Кипра. Например, как предполагает Турция, богатые залежи природного газа существуют и в спорных с Грецией районах Эгейского моря. К историко-сакральному значению конфликта добавился чисто коммерческий энергетический фактор – попытка разработать месторождения газа и тот, кто возьмет это под контроль получит возможность стать сильным газовым государством, возможно, даже экспортером. Для тех стран, которые участвуют в конфликте, это очень актуально, потому что у них нет своих ресурсов, у Турции нет своего газа, у Греции и Кипра – тоже. Египет до 2015 года был страной импортером газа и только благодаря открытию газа у своих берегов, они покрыли сейчас свои потребности благодаря совместным проектам с Израилем. Сейчас могут даже его экспортировать, только для этого нужна труба, трубы еще нет, но есть план ее построить — Восточно-Средиземноморский газопровод (EastMed). Его хотят построить Израиль, Египет, Кипр при поддержке Греции и некоторых стран Южной Европы, которые заинтересованы в поставках газа.
Турции это не нравится, потому что Турция себя мнит энергетическим газовым, газотранспортным хабом, она протянула за последние десятилетия трубы через свою территорию, чтобы соединить поставки из Центральной Азии и Кавказа в Европу. И, конечно, конкурирующий трубопровод, вернее, его появление, это не самая лучшая новость для турецких властей. Их цель – это либо задавить этот проект, и не дать возможности конкурентам разрабатывать свой газовый хаб, либо к нему подключиться, но так, чтобы Турция имела, если не доминирующую роль, то хотя бы равную со всеми остальными. Вокруг этого всего и крутится конфликт. Именно по этой причине Турция заявила, что буровое судно Kanuni продолжает поиск, бурение, пока Турция не станет нетто-экспортером, при этом, усиливая в этих спорных районах свое военно-морское присутствие.
По оценке специалистов, геологоразведочные работы в спорной зоне могут и не привести к значимым открытиям. Если такие открытия случатся, то эскалация заблокирует надолго возможность инвестиционных решений. Сегодня точно известно, что газ там есть, нет информации – в каких количествах. Точно известно, что там его немало. Другой вопрос, там среднее месторождение или крупное, которое может обеспечить страну газом на 50-100 лет вперед. Никто никаких работ не проводил из-за того, что это спорный район, конфликтный район, куда никто не решался заходить, поскольку не урегулирован спор по поводу морских границ. Но Турция сделала первый шаг, таким образом «расконсервировала» это противостояние. Сейчас она первой пытается понять, сколько там газа и, каким образом, используя это право, начать поскорее его разрабатывать.
Теперь немного о морских границах. Эти границы не четко определены. С точки зрения Турции, для них эта зона, где они проводят сейсмологические работы – это их исключительная экономическая зона, которая была создана благодаря разделению морских границ с той же Ливией. С точки зрения Греции, практически все Эгейское море — до берегов Турции – они считают своей экономической зоной. Греки считают, что каждый остров, каждая скала в Эгейском море имеет двенадцатимильную зону: они все скалы считают островами. А по международному морскому праву острова имеют двенадцатимильную зону, которая формирует исключительную экономическую зону, т.е. территориальные моря, в которых государство, которое им владеет, имеет исключительное право добывать все ресурсы, находящиеся в этой зоне.
Проблема в том, что турки не считают, что каждую скалу и каждый остров Эгейского моря обладают двенадцатимильной зоной и в этом состоит конфликт. Греция присоединилась к Конвенции ООН по морскому праву 1982 году, в которой написано, что каждый остров имеет вот эту территорию. Правда, в этой Конвенции очень размыто написано, как определять эти острова, соответственно, этим греки пользуются, говоря, что вот это все – это острова, причем – наши, они все имеют двенадцатимильную зону. А там, если посмотреть, если их всех сложить вместе, то получится, что Греция считает своим более 70% Эгейского моря.
Если посмотреть на карту, получается — с точки зрения Греции — Турция, выходя в море, сразу попадает в греческие воды или в воды Кипра. А это очень принципиальный вопрос, потому что получается, что если согласиться с доводами Греции и с их территориальными претензиями, то все торговые маршруты, которые проходят через Босфор — проходят через исключительную экономическую зону Греции. Соответственно, нужно постоянно брать разрешение у греков на проход этих кораблей. Для Турции – это неприемлемо, т.е. все их торговые маршруты будут завесить от Афин, а это для них принципиальный вопрос. Сама юридическая проблема сложная. У Турции и Греции есть свои аргументы, которые можно трактовать по-разному. Почему так получилось? Как я сказал, из-за того, что Конвенция по морскому праву имеет некоторые спорные моменты, которые неопределены конкретно.
Также интересный вопрос — как стороны намерены разбираться друг с другом? Самостоятельно или при поддержке отдельных внешних игроков. США уже выразили обеспокоенность по поводу конфликта. Но они поддержали не ЕС, а именно — Грецию и Кипр. В целом, США вообще не видно в этом конфликте. Это очень интересный момент, потому что он демонстрирует уменьшение глобальной роли США в мире и в регионе. Их политика по отказу от роли мирового полицейского как раз очень хорошо видна сейчас на примере турецко-греческого противостояния. Их практически не видно, и они особо не изъявляют желание что-то с этим делать.
Последние несколько месяцев США, точнее, те ведомства, которые ответственны за это направление, они больше склонялись к прогреческой позиции. Это отразилось в поездке Майка Помпео, и его встрече с премьер-министром Греции и министром иностранных дел, где он выразил им поддержку. Это выражается в снятии оружейного эмбарго против Кипра, которое позволяет теперь Штатам продавать Кипру оружие, хотя это было запрещено с 1987 года. Это и заявление в поддержку Греции и Кипра, призывы к Турции прекратить геологоразведочные работы. В целом, позиция США более склоняется к прогреческой, но какого-то существенного интереса я здесь не наблюдаю. Это одна из причин, почему стороны, если и будут каким-то образом разбираться, например, военным путем, будут это делать сами. Это также одна из причин, почему не затухает конфликт, и в чем особенность именно вот этого цикла современного противостояния от предыдущих – нет посредника. Сегодня роль посредника пытается играть Германия, пока что у нее это более-менее получалось. Например, Ангела Меркель звонила и Эрдогану и грекам, один раз сумела посадить их за стол переговоров, но хоть это ни к чему не привело. Раньше роль посредника всегда играли США. Сегодня то, что они никаким образом не пытаются это вмешиваться, очевидно, ухудшает ситуацию. Когда нет конкретного посредника, когда нет сдерживающей третьей силы, то стороны конфликта ведут себя менее предсказуемо и более склонны решать проблемы самостоятельно.
С Евросоюзом следующая проблема. Несмотря на то, что Франция уже усилила военно-морское присутствие в этом регионе, послала туда фрегат класса «Лафайет», будет продавать Греции истребители – это не позиция ЕС в целом. Для Турции Евросоюз не является посредником, равноудаленным от всех сторон конфликта. Турция не воспринимает Евросоюз, считая, что он играет на стороне своих членов, т.е. Греции и Кипра. В этом плане более-менее приемлема Германия. Даже в рамках НАТО была попытка собрать Турцию и Грецию, но она провалилась, переговоры сорвались, стороны не смогли договориться. У греков были предварительные условия: перед тем, как сесть за стол переговоров, Турция должна убрать все свои корабли, но Турция отказалась. В НАТО ничего не смогли сделать. Выходит, в рамках НАТО – не получилось купировать конфликт, в рамках ЕС – не получается, в рамках посредничества США – его нет. Франция дискредитирована в глазах Турции, потому что она откровенно выступает на стороне Греции против Турции. За последние полгода Франция –один из активных участников «антитурецкого блока» в составе Греции, Египта, ОАЭ, Израиля, Кипра. Остается только Германия, и если она провалится, это может увеличить риски военной эскалации.
Особенностью данного противостояния является вера обеих сторон в то, что они правы и могут все решить военным путем. Эрдоган не может показывать слабость, потому что он лидер, и это принципиальный вопрос для турок. В принципе, у греков то же самое плюс именно Греция является рекордсменом в Евросоюзе по тратам на оборону. Например, по количеству танков, Греция на втором месте после Турции. И с пониманием, что у Греции есть Турция, с которой есть спорные моменты. И у них вот эта проблема всегда культивировалась. Это очень опасная ситуация в условиях, когда в мире нет сдерживающих механизмов. По международному праву апеллируют мало, посредников нет, многосторонняя дипломатия сейчас переживает не лучшие времена. Получается, что такие конфликты, даже если стороны не хотят полномасштабной войны, увеличивают риски случайного столкновения, которое может привести к военной эскалации. Это, конечно, очень плохо отразится на всем регионе, особенно на торговле.
Эмираты сегодня однозначно на стороне Греции. Дли них Турция – один из принципиальных противников. Идеологический противник, политический, военный. Они надеются, что нормализация отношений между Израилем и ОАИ сможет им помочь сдерживать не только Иран, но и Турцию. Для Израиля все несколько иначе. То, что я вижу — конфронтационную позицию они не занимают. Израильско-турецкие политические отношения, в целом ухудшились, но в торгово-экономическом плане – нет. Товарооборот межу Израилем и Турцией даже вырос за последнее время. Т.е. если будет военный конфликт они, скорее всего, будут сохранить нейтралитет. Интересы израильтян особо не выходят за пределы их территории, они вряд ли будут вмешиваться в конфликт военным путем. Вряд ли они будут напрямую вмешиваться.
Союзниками Турции кроме Ливии выступает Катар – и пока все. Турция и Катар демонстрируют очень тесный альянс. Катар поддерживает финансово турецкую экономику, помогает политически, идеологически. Военным путем Катар ничего предложить не может, но как мощный финансовый и газовый партнер – безусловно. У Катара есть конкретные энергетические интересы, ему тоже невыгодно, чтобы кто-то другой строил газовый хаб, кроме того, который завязан на Турции, поскольку Катар – ведущий газовый игрок региона.
Конечно, у Турции есть дружественные ей страны на Балканах: Албания, Косово, Босния, Болгария, Грузия и Азербайджан. Но это, скорее, моральная поддержка. Азербайджан больше интересует поддержка Турции в их конфликте с Арменией. Но политически, дипломатически Азербайджан всегда выступит на стороне Турции, и они уже их поддержали. Турция, реализуя сейчас свою региональную, амбициозную внешнюю политику по усилению своего влияния, как раз очень хорошо заходит в Балканы. С этими государствами пытается выстроить сильные отношения на базе исламского фактора, на базе совместной прошлой истории, поддерживая некоторые политические партии. Есть вероятность, что некоторые из этих стран при определенных обстоятельствах могут поддержать Турцию. Но их какое-то прямое вовлечение пока под вопросом. Я тоже не уверен, есть ли у них желание, а главное – силы как-то конкретно вмешаться.
Еще один момент, и это одна из угроз для Турции — они одиноки. Они будут вынуждены все решать самостоятельно. В случае военного конфликта, у них, по сути, нет военных союзников. Непонятно, кто на их стороне выступит в таком военном конфликте. Они будут полагаться только на себя в отличие от греков и киприотов, которые могут, как минимум, рассчитывать на Францию и на Египет.
В Брюсселе тоже не могут ничего сделать. Фактически, они выступили на стороне Греции. Ключевой вопрос, который греки лоббировали через ЕС — введение санкций против Турции за незаконное бурение и геологоразведочную деятельность. Они сначала не хотели, т.е. больше не хотела Германия, согласовывать санкции против Турции, считая, что это шаг в сторону конфронтации, и если они сейчас это сделают, то «сожжем некоторые мосты». Но получилось так, что греки заблокировали совместное заявление министров иностранных дел стран- членов ЕС по Беларуси. Греки заявили, что они против двойных стандартов, если вы вводите санкции против Турции, тогда можно говорить о санкциях по Беларуси. Получается так, что санкции против Беларуси ЕС вводит за избиение демонстрантов, а санкции против Турции, по мнению греков которая совершает гораздо более серьезные нарушения – ЕС не вводит. Дедлайн – 24-25 сентября, когда будет саммит ЕС. До этого времени ЕС озвучил Турции ультиматум, чтобы они приостановили свои буровые работы, тогда не будут вводить санкции. Если Турция этого не сделает, то 24 сентября они могут ввести против нее санкции, чего очень не хочет Германия. Для Германии важен вопрос беженцев. У ЕС с Турцией договоренности от 2016 года: Турция останавливает беженцев на границе, а ЕС им за это платит. В Германии очень опасаются, чтобы Турция опять не использовала этот вопрос беженцев, как это было весной, и не начала пропускать их в Европу, таким образом, оказывая давление на ЕС. Я склоняюсь к тому, что они введут санкции против Турции. Там сильные позиции Греции, Франции, которые «пробивают» это тему очень сильно. У Германии заканчиваются аргументы, поскольку Турция отвергла этот ультиматум, а переговоры не состоялись.
Теперь о шансах вооруженного конфликта. Я пока склоняюсь к тому, что вооруженная эскалация – это не самый главный вариант, который может произойти, поскольку стороны сами не желают такой войны и не хотят начинать первыми. Это очень важный момент. Греки и турки постоянно говорят, что они готовы защищать свои права и свои интересы. Но никто не хочет быть обвиненным в том ,что развязал международный конфликт. Все «горячие» инциденты они стараются сглаживать, избегать их. К сожалению, все механизмы сдерживания — дипломатические, политические – они не работают сейчас. Раз за разом они дают сбой. Есть вероятность, что однажды это все приведет к какому-то инциденту, который может перерасти в нечто большее. Будет ли это умышленным или нет – это уже не будет иметь значения. Но это будет именно результатом «эрозии» многосторонних механизмов сдерживания, которые сейчас находятся в плохом состоянии. Они раньше существовали, благодаря которым был «заморожен» конфликт на Кипре.
Если начнется военный конфликт, значит, не будет разведки газа, не будет инвестиций. В некотором смысле, если стороны считают, что они могут силой решить свои разногласия, то им это выгодно. Если бы они не верили, то этого бы конфликта не было. Они бы уже давно сели за стол переговоров и договорились бы. Они верят, что, таким образом выбьют для себя право привлечь потом инвестиции. Но любой вооруженный конфликт, особенно бесконтрольный – закроет любые возможности что-либо там делать, поэтому он не выгоден никому. Скорее, тут речь идет о том, что стороны пользуются вот этой опасной ситуацией для давления друг на друга, для шантажа, чтобы усиливать переговорные позиции. Я думаю, приоритет будет отдан переговорам, просто будут повышаться ставки. И уже, исходя из того, кто какие сделал ставки, и будут проходить переговоры. На фоне этого всего военная эскалация возможна, но просто по той причине, что когда играешь с огнем — можешь обжечься.
У Турции весьма большие региональные амбиции. Речь идет о расширенной периферии, в которую входят ни много ни мало Черное море, Крым, Балканский полуостров, особенно мусульманские страны, Восточное Средиземноморье. По сути, они возрождают некую часть бывшей Османской империи, которая стояла на пути между Востоком и Западом, играла самостоятельную роль. По сути, они возрождают эту функцию, просто в более урезанном виде, поскольку сейчас не идет речь о территориальных претензиях. Речь идет об усилении политического влияния. Понятно, что для ряда игроков в ЕС это невыгодно. Франции это невыгодно, потому что у нее есть свои подобные амбиции по возвращению Великой Франции на тот же Ближний Восток, где они утратили позиции — в Сирии и Ливане. В Ливии у них есть интересы – политические и коммерческие – по добыче нефти и газа. ЕС в целом невыгодно чрезмерное усиление Турции как регионального игрока.
Кстати, для России очень сложная ситуация. Для нее партнерство с Турцией – двоякое. С одной стороны, они партнеры, друзья, они «завязаны» на многих кризисных площадках. С другой стороны, Турция – конкурент. Чем больше она будет усиливаться, тем больше она будет становиться конкурентом — открытие ими газового месторождения в Черном море, поиске газа в Восточном Средиземноморье , не только уменьшает зависимость Турции от российского газа, но и составляет конкуренцию. У России все больше складывается дилемма — как относиться к Турции. По своим причинам относиться враждебно – они не могут. Воспринимать как стратегические союзники и однозначно выступать на стороне Турции – они тоже не могут. У России есть очень тесные взаимоотношения с Израилем, Францией, стратегические отношения с Египтом с 2016 года. С Евросоюзом они также не хотят враждовать. У России есть установка, что нужно их склонять к тому, что сотрудничество с Россией лучше, чем конфронтация, т.е. снимайте санкции. Если они поддержат Турцию, то это все может «накрыться».
У России сейчас очень сложная ситуация, одна из сложнейших среди всех глобальных игроков, потому что они оказываются распутье, и если принять однозначную позицию, то что-то где-то потеряешь. Они пытаются быть посредниками, Россия несколько раз предлагала свои усилия к разрешению спора, но ее пока так не воспринимают. Турция не очень хочет, чтобы Россия была посредником. В ЕС также не очень хотят, хотя и дают возможность вмешаться России в эту ситуацию. Штаты тоже не хотят уступать свою роль геополитическому противнику — чтобы Россия вошла в регион именно с посреднической ролью. Для Штатов это будет означать, что они провалились, а Россия получила бы шанс быть успешной, что не очень хорошо для внешней политики США.
Подписывайся на рассылку новостей в Telegram