Малограмотное строительство государственности превратило страну в донора научно-технического потенциала в пользу более мощных соседей. С точки зрения ресурсной обеспеченности ни одна из европейских стран не прошла сравнимого с Украиной эволюционного пути. Возможные попытки исправления сложившегося положения будут отягощены демотивацией и деквалификацией оставшихся научных кадров.
В последнее пятилетие осмысление проблематики реформирования науки в Украине приобрело особую остроту. В средствах массовой информации совершенно обоснованно указывается на целый ряд институциональных недостатков отечественной научной системы, сводящихся к критике сомнительных попыток придать жизнеспособность симбиозу советской модели науки, провинциальной околонаучной деятельности и работы на внешний рынок.
Реформирование научно-технической политики: проблематика ресурсной базы
Следует понимать, что окно возможностей для реформирования научной сферы не является безграничным и связано не только с негативными особенностями мышления лиц, возглавляющих соответствующие научные структуры и их объединения, но и с размерами ресурсной базы для осуществления научно-технической деятельности, зачастую заставляющей прибегать к управленческим практикам эпохи военного коммунизма. Это не только жёсткая регламентация величины оплаты труда, мало связанная с фактическим состоянием рынка труда и необходимостью удовлетворения жизненных потребностей научных работников, но и уравниловка в распределении фонда заработной платы без учёта их результативности в условиях сокращённой рабочей недели — ради необходимости обеспечить хоть какой-то зарплатой всех штатных сотрудников.
И дело даже не в качестве процедур оценивания труда, а в их спорадическом и нерегулярном характере. Более того, при уравнительном подходе, целью которого является элементарное сохранение научных организаций, ответственные исполнители проектов, находящиеся в рамках жёсткой штатно-окладной системы, быстро демотивируются, что неизбежно ведёт к снижению качества производимых работ и в результате — к падению авторитета самих научных организаций.
Ограниченность ресурсной базы при строгом следовании нормам государственного регулирования уровня минимальной заработной платы усугубляет ситуацию, поскольку, реагируя на них, директорский корпус перераспределяет фонд заработной платы в пользу работников самых низших научных должностей, вклад которых в выполнение научных проектов (а откуда же берутся деньги?) исчезающе мал.
Поэтому между различными группами работников возникает конфликт интересов, разрешение которого блокируется недостаточностью управленческих полномочий структурных подразделений научных организаций и совпадением интересов директорского корпуса, приближённых к ним лиц и работников низовых звеньев, доля которых в персонале объективно велика. В конечном итоге решение задачи выживания отечественной науки, а точнее сохранения системы научных организаций, превратилось в самоцель в ущерб другим целям практического применения научно-технического потенциала, которые отошли на второй-третий план.
Тема на самом деле актуальна ещё с середины 1980-х годов и посему заслуживает не только бурной дискуссии, но и, наконец, принятия внятных управленческих решений. В частности, в современных условиях совершенно не ясно, на какие ресурсы будет опираться деятельность Национального фонда исследований Украины (фонд является государственным бюджетным учреждением, предназначенным для грантовой поддержки фундаментальных и прикладных исследований и реализации этим единой государственной политики в сфере научно-технической деятельности, который должен быть создан в рамках имплементации Закона Украины «Про наукову і науково-технічну діяльність» в редакции 2015 года).
В текущей конфигурации — исключительно на средства, выведенные за рамки бюджетного ведомственного финансирования, которое по советской управленческой привычке именуется базовым, хотя ни к какой расчётной базе (отражающей гарантированное обеспечение минимальных потребностей организаций) фактического отношения не имеет. Не случайно, ни в первых двух, ни в последней версии упомянутого закона определение этому термину так и не даётся.
А ведь именно вневедомственное (точнее — надведомственное) финансирование способно обеспечить реальную реструктуризацию процессов исследований и разработок, а впоследствии — и формирование адекватной им институциональной проекции. Более того, ресурсные возможности Национального фонда должны быть не меньше 10–15% объёма совокупного финансирования исследований в стране: в противном случае критической массы для реструктуризации не получится.
«Консервация существующего положения — это не спасение науки (спасение не может продолжаться 26 лет, здесь требуется другое слово), а попытка переноса ответственности за непопулярные решения на будущие поколения управленцев.»
Опыт Фонда фундаментальных исследований Украины (объём распределявшихся им средств в различные годы составлял 4–30 млн грн) — тому свидетельство. Резюмируем: чем меньше ресурсная база, тем меньше пространство для управленческого манёвра и тем большая решимость требуется от реформаторов, тем более, что таковых в сфере менеджмента наукой по возрастным и характерологическим причинам традиционно относительно немного. К тому же консервация существующего положения — это не спасение науки (спасение не может продолжаться 26 лет, здесь требуется другое слово), а попытка переноса ответственности за непопулярные решения на будущие поколения управленцев.
Не станем интриговать: ресурсную базу исследований и разработок в Украине в финансовом аспекте признать сколь-нибудь удовлетворительной нельзя. В этой статье мы не будем касаться былого величия, накопленного человеческого капитала, харизмы руководства и других уникальных факторов, действующих автономно от материального плана и иногда локально компенсирующих его недостатки. Оставим эти сюжеты старшему поколению науковедов, лучше с ними знакомому.
Ниже мы попытаемся дать оценку масштабам сокращения ресурсной базы отечественной науки с помощью инструментария международной и отечественной статистики научно-технической деятельности. Однако для его корректного применения необходимо прояснить несколько важных методологических моментов, касающихся происхождения данных и особенностей использования показателей. Отечественными науковедами эти, на первый взгляд, сугубо технические нюансы обычно выносятся за скобки. Это приводит к тому, что получаемая картина изменений оказывается неполной и противоречивой.
Переход на международные стандарты статистики исследований и разработок: отечественный опыт
Переход отечественной статистики на международные стандарты оказался тернистым. Несмотря на то, что соответствующее Международное пособие по учёту исследований и разработок (Frascati Manual) было разработано ещё в 1963 году, системно к отечественным реалиям их удалось реализовать лишь с 1995 года благодаря замечательному переводу Т. Гончаровой.
Здесь следует учесть, что научно-техническая статистика из ряда других стран не сразу смогла имплементировать стандарты в существующую учётную практику. Так, в Швейцарии сведения о состоянии ресурсной поддержки науки собираются только раз в четыре года. Именно поэтому, в частности, база данных статистической службы Европейского союза с точки зрения спектра индикаторов является компромиссным вариантом: используемый информационный формат строится исходя из принципов максимальной репрезентативности стран-членов Евросоюза и гармонизации национальной учётной базы, то есть выбираются те показатели, которые в состоянии заполнить большинство стран.
В итоге создаётся некоторый минимальный информационный базис, остальное может факультативно дополняться на уровне национальных статистик. Большее развитие получают национальные статистики — постепенно расширяется и учётный формат данных по всему Евросоюзу. Подобная практика присутствует и в других международных организациях — ОЭСР, ЮНЕСКО и других.
Будет совершенно некорректным сказать, что в Украине до 1995 года отсутствовала статистика научно-технической деятельности. Однако учёт производился на отличающихся от международных стандартов понятийно-категориальных основаниях, сбор данных опирался на ведомственную статистику, нерешенным оставался и вопрос об элиминировании повторного счёта, когда часть средств, предоставляемых ответственным исполнителям работ, дублировалась организациями-соисполнителями.
Так, в части бюджетного финансирования даже в самые стабильные годы развития величина расхождения между объёмами выделенных и полученных средств была не меньше 10%.
Стоит отметить, что первая половина 2000-х годов явилась временем расцвета отечественной статистики: батарея используемых показателей и аналитических разрезов намного превосходила потребности в присутствии Украины в международных базах данных, касающихся исследований и разработок. Была проведена совершенно уникальная работа по апробации двойного использования Классификации видов экономической деятельности —по отраслевой подчинённости научных организаций и по реальному профилю выполняемых ими работ. В части исследования финансирования науки за счёт средств иностранного происхождения в ней принял участие и автор данной статьи.
Спустя десятилетие Украина закончила переход на международные стандарты: начиная с 2016 года учитываются исключительно процессы, связанные с проведением исследований и разработок. Достижение имеет и обратную сторону — батарея показателей была сокращена до минимума, необходимого для обеспечения международных сопоставлений, и лишилась всех факультативных расширений — как по объектам, так и по аспектам учёта. Была также введена в действие совершенно новая дисциплинарная классификация работ, нарушающая преемственность и качественную однородность параметрических рядов, сформированных за предшествующее двадцатилетие.
Причиной такого шага работники Государственной службы статистики (ГСС) называют крайне резкое снижение спроса на соответствующую информацию со стороны граждан и органов исполнительной власти (до пяти обращений в год!) и перегруженность субъектов хозяйствования другой отчётностью, вследствие чего качество предоставляемой респондентами информации тоже упало. Безразличие к уровню информационного обеспечения управленческих решений неизбежно сказывается на его эффективности («разруха всегда начинается в головах»).
В завершение методологической части укажем, что процесс сбора данных опирается на респондентов отчётности в лице научно-технических организаций. Иными словами, все те средства, которые минуют их бухгалтерии (например, поступают индивидуальным исполнителям через разнообразные платёжные системы), оказываются вне учётных фильтров. Поэтому реальный объём выполняемых в стране исследований и разработок всегда выше учитываемого государственным статистическим ведомством, и эта особенность отнюдь не только отечественная.
Поддержка развития науки в Украине и за рубежом: упущенные возможности
Поскольку мы затронули проблематику международных сопоставлений, рассмотрим позиции Украины на фоне её соседей и других избранных стран мира. Для корректности сравнения стран между собою объёмы их научно-ориентированных расходов пересчитаем по паритету покупательной способности (ППС) национальных валют к доллару США, при этом учтём девальвацию самого доллара за пятнадцать лет. Самым естественным индикатором интенсивности научной деятельности является величина удельных расходов в каждой стране на соответствующие цели (рис. 1).
Рисунок 1. Величина расходов на исследования и разработки в избранных странах мира на душу населения в ППС национальных валют, долл. США 2015 года. Источник: расчёт автора на основе Баз данных ГСС Украины, Международного валютного фонда, Организации экономического сотрудничества и развития и Бюро экономического анализа США
Выбирая страны, мы абстрагировались от явных лидеров научно-технологического развития, ибо для аналитических задач всегда важно корректно определиться с «весовой категорией»Украины. Тем не менее укажем, что в 2015 году в США научные расходы на душу населения достигли 1563 долл., в Швеции — 1561 долл., в Израиле — 1556 долл., в Австрии — 1520 долл., в Южной Корее — 1466 долл., в Тайване — 1433 долл., в Германии — 1381 долл., в Японии —1341 долл. Группа лидеров для Украины в принципе недосягаема не только в обозримой перспективе, но и в любой другой.
Причина в том, что мир не стоит на месте и даже в «старой», с точки зрения традиций научно-технической политики, Германии величина удельных расходов в постоянных ценах за 2000–2015 годы возросла в 2,5 раза. Упомянем и «стартовую базу» для нашей страны. Несмотря на методические сложности при анализе советской экономики с точки зрения современных учётных стандартов, величину удельных научных расходов в последнее пятилетие существования страны следует оценить примерно в 250–270 долл. США в ППС. Учитывая неравномерность в распределении научно-технического потенциала союзного государства в пользу РСФСР, научные расходы в УССР, которая на общесоюзном фоне считалась относительно технологически развитой, составили не менее 220 долл. на человека.
Вернёмся к рисунку 1. После преодоления последствий общесистемного кризиса 1990-х годов и Азиатского финансового кризиса Украина к 2000 году вышла на уровень в 64 долл. на душу населения (и это включая научно-технические услуги, тогда как в других странах исчисление производилось без них). На тот момент она опережала такие страны, как Турция, Беларусь, Китай и Румыния.
Отставание от Польши и России в призме рассматриваемого показателя составляло соответственно 1,4 и 1,5 раза, что в целом следует признать некритичным и при надлежащем научно-политическом курсе преодолеваемым. Однако в дальнейшем, несмотря на выход в 2004 году на локальный исторический максимум в 95,4 долл., Украина стала постепенно проигрывать позиции: отставание от России в том году увеличилось до 2,26 раза, а к 2014 году достигло 4,38 раза.
К чести последней она к 2009 году смогла выйти на уровень советских значений. Украина же после 2005 года пропустила вперёд Польшу, Словакию, Турцию, Беларусь и Китай, а в 2007 году — и Румынию, никогда ранее не рассматривавшуюся как научно-ориентированную страну. В конечном итоге к 2015 году удельные расходы в Украине сократились против уровня 2004 года почти вдвое — до 49,4 долл. на человека. За этот же период расходы в Беларуси выросли в 1,4 раза, в России — в 1,9 раза, в Венгрии —в 2,1 раза, в Румынии — в 2,4 раза, в Польше — в 2,9 раза, в Турции — в 3,1 раза, в Словакии —в 3,8 раза, в Китае — в 4,5 раза.
Даже в Греции со всей её долговой проблематикой значение показателя выросло в 1,5 раза. В современном состоянии Украина уступает Мексике (98,4 долл.), ЮАР (93,5 долл.), Чили (89,6 долл.) и даже Тунису (72,4 долл.). Конечно, при желании в мире можно отыскать страны, на фоне которых украинские значения будут смотреться весомо. Среди них Лесото (1,6 долл.), Таджикистан (3,1 долл.), Мозамбик (4,0 долл.), Камбоджа (4,1 долл.), Киргизия (4,2 долл.), Никарагуа (5,6 долл.), Ирак (5,7 долл.), Сальвадор (11,2 долл.), Парагвай (11,9 долл.), Пакистан (12,3 долл.), Узбекистан (13,6 долл.), Перу (14,7 долл.), Молдова (16,3 долл.), Армения (21,1 долл.), Босния и Герцеговина (23,8 долл.), Грузия (28,6 долл.), Индия (38,3 долл.), Азербайджан (39,1 долл.) и Казахстан (42,3 долл.).
Резюмируем: с точки зрения общей динамики, наблюдавшейся на массиве избранных стран, страна пятнадцать лет занималась чем угодно, но только не научно-технологическим развитием с замахом на участие в глобальной международной конкуренции. На национальном научно-политическом уровне Украина теряет былой имидж научно-ориентированного государства, а реальные приоритеты её развития имеют очень опосредованное отношение к науке. Можно всячески развивать публицистический дискурс, почему Украина не Россия, но то, что Украина не Китай, — это совершенно точно. Поднять за пятнадцать лет уровень удельных расходов в 8,5 раза, как это было осуществлено в Китае (с его-то численностью населения!), для нашей страны оказалось из области принципиально невозможного. Впрочем, до уровня Таджикистана ещё далеко.
Что же стояло за отечественным «достижением»? Научно-техническое развитие в любых странах осуществляется за счёт привлечения средств национальных хозяйствующих субъектов и иностранных заказчиков. Мера интенсивности их внимания отражается показателем доли расходов на научные цели в валовом внутреннем продукте (ВВП) страны (иное название показателя — наукоёмкость ВВП).
Чем больше его величина, тем приоритетнее научно-технологическое развитие относительно других интересов субъектов хозяйствования. В свою очередь, и ВВП имеет собственную динамику, поэтому абсолютная величина научных расходов является производной как от его состояния, так и от готовности экономических субъектов перераспределять его в пользу науки. В известных пределах один фактор может компенсировать другой, но в большинстве крупных экономик рост научных расходов обеспечивается преимущественно позитивной динамикой ВВП.
Например, в США уже в 1965 году уровень наукоёмкости ВВП достиг 2,8% и в дальнейшем колебался в диапазоне 2,2–2,9%. В меньших и развивающихся экономиках успех достигается комбинированием обоих факторов. Так, научно-технологическое развитие Японии сопровождалось поступательным увеличением наукоёмкости ВВП на протяжении тридцати пяти (!) лет, причём 3,0% было достигнуто лишь в 1989 году. Подобный путь прошла и Южная Корея, но в более сжатые сроки.
По косвенным оценкам (из-за иной системы учёта) уровень в 3,0% в СССР преодолевался в 1972–1979 и 1986–1989-х годах. Поддержка экстремального уровня относительных расходов как для крупной экономики была во многом обусловлена необходимостью технологического обеспечения военного противостояния с блоком НАТО при хронической недостаточности абсолютной величины ВВП относительно уровня США. Минимальный разрыв в объёмах ВВП (в 1,6 раза) наблюдался как раз в 1972–1973 годах, когда и происходил «штурм» пороговой планки.
Максимальный же абсолютный объём научных расходов СССР, попавший в ежегодники ЮНЕСКО, равнялся в 1989 году 52,6 млрд долл. в текущих долларах в ППС, что в ценах 2015 года соответствовало бы примерно 95–100 млрд долл. — современному уровню Германии.
Евросоюз, несмотря на регулярные декларации, так и не смог существенно приблизиться к ориентиру наукоёмкости ВВП в 3,0%, достижение которого первоначально было привязано к 2020 году. Ориентир постоянно отодвигается в будущее, ибо в 2015 году фактическое значение показателя на уровне 28 стран-членов достигло лишь 2,0%. Впрочем, это не стало помехой росту как общего уровня финансирования исследований и разработок в ЕС, так и удельного (напомним, что в 2005 году наукоёмкость ЕС-28 равнялась 1,7% ВВП, то есть научно-политический курс всё-такиреализуется, но недостаточно высокими темпами).
На рис. 2 представлена динамика обоих показателей в Украине в 1991–2016 годы. Поскольку на большей части временного интервала оценивались расходы, предназначенные для финансирования всего комплекса работ, включая научно-технические услуги, в обозначениях присутствует аббревиатура НТД как научно-техническая деятельность. Для удобства восприятия все абсолютные значения мы пересчитали в постоянные цены 2015 года на основе индекса Пааше (дефлятора ВВП).
Рисунок 2. Основные параметры финансирования научно-технической деятельности в Украине. Источник: расчёт автора на основе Базы данных ГСС Украины
Несложно заметить, что в течение всего времени существования независимого государства уровень приоритетности науки в Украине имел выраженный негативный тренд. Если принять во внимание, что в 1950 году в едва восстановленном после Второй мировой войны СССР уровень наукоёмкости ВВП составлял около 0,65%, можно даже говорить об устойчивой «нацеленности» на установление отрицательных исторических рекордов.
Тем не менее в общей динамике можно выделить три локальных интервала: 1992–1996 годы —существенное уменьшение приоритетности с высокой стартовой базы (в 1,33 раза против 2,44% ВВП — значения 1991 года); 1997–2003 годы — стабилизация уровня наукоёмкости (с близкими между собою локальными экстремумами в граничных годах интервала); 2004–2016 годы — новый виток снижения приоритетности, но уже со сниженной базы (в 2,8 раза, что даже превосходит падение на первом этапе).
В среде науковедов наметилась мода отдельно выделять период «2014 год — настоящее время», но применительно к рассматриваемому показателю, на наш взгляд, это излишне: негативный тренд сформировался гораздо раньше и принципиально не изменил своего характера, вопрос только в вариации скорости изменений. Значения, соответствующие локальным экстремумам наукоёмкости в 1997 и 2003 годах, оказались нестойкими: ни в первом, ни во втором случаях впоследствии не удавалось зафиксировать их величину и они оказывались разовыми пиковыми «всплесками». Таким образом, прецеденты проявления политической воли касательно принципа обеспечения приоритетного развития науки не стали «долгоиграющими» и сворачивались как при ухудшении экономической конъюнктуры (1998 год), так и при её улучшении (2004 год).
В первом случае расходы на научно-техническуюдеятельность стали объектом экономии при преодолении последствий Азиатского финансового кризиса, а во втором обнаружилась неотработанность механизмов оперативного перераспределения растущего ВВП в пользу науки. Вспомним, что в 2004 году цепной прирост ВВП Украины достиг рекордных 12,1%, в 2005 году — 2,1%, в 2006 году — 7,0%, а в 2007 году —7,6%, то есть ресурсы в наличии как раз имелись, но им было найдено другое применение. В дальнейшем весомые попытки переломить ситуацию уже не наблюдались.
Резюмируем: Украина испытала радикальное сокращение уровня приоритетности науки относительно иных целей социально-экономического развития — с 2,44 до 0,48% ВВП, то есть почти на 2 проц. пункта или более чем в пять (!) раз. Иначе чем возвращением к архаичному отношению к судьбе собственного научно-технического потенциала это не назовёшь.
«Формально Украине ещё есть куда падать, но с точки зрения участия в глобальной технологической конкуренции страна переместилась в гораздо более лёгкую «весовую категорию», явивши миру эксклюзивный пример отказа от ценностей самостоятельного производства нового знания.»
В настоящее время по значению наукоёмкости ВВП Украина уступает почти всем странам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), хотя её уровень в составе СССР во второй половине 1980-х годов был в одном ряду со значениями технологически развитых стран мира, более того — тогда Украина опережала Германию, Францию и Великобританию.
В последние годы отечественный уровень относительной приоритетности науки сопоставим со значениями Латвии (0,63), Мексики (0,55%), Беларуси (0,52%) и Румынии (0,49%). Среди стран, где значимость целей научного развития ещё меньшая можно вспомнить Таджикистан (0,11%), Камбоджу и Перу (по 0,12%), Монголию (0,16%), Казахстан (0,17%), Узбекистан (0,21%), Азербайджан (0,22%), Колумбию (0,24%), Армению и Пакистан (по 0,25%), Иран (0,33%), Молдову (0,37%), Чили (0,38%) и Македонию (0,44%). Украина проигрывает не только России (1,13%), но уже и Объединённым Арабским Эмиратам (0,87%), Индии, Тунису и Таиланду (у всех по 0,63% ВВП).
Можно вспомнить и то, что Китай двадцать лет назад начинал со скромных 0,56%, но вектор трансформаций изначально получил противоположную направленность, позволившую ему стать второй экономикой мира, а к 2015 году дойти до 2,07% ВВП по наукоёмкости и обогнать среднее значение по Евросоюзу. Формально Украине ещё есть куда падать, но с точки зрения участия в глобальной технологической конкуренции страна переместилась в гораздо более лёгкую «весовую категорию», явивши миру эксклюзивный пример отказа от ценностей самостоятельного производства нового знания.
Как ни странно, использование показателя наукоёмкости ВВП для Украины политически выгодно. Дело в том, что в сравнении с величиной удельных научных расходов на душу населения разброс значений наукоёмкости номинально невелик. Даже в странах с максимальной важностью целей научно-технического развития (в настоящее время это Израиль и Южная Корея) она составляет около 4,3%, а подавляющее большинство стран мира не выходит за рамки 2,5%.
Проигрыш Украины оказывается всего лишь пяти —девятикратным. Однако в аспекте величины удельных научных расходов сравнивать отечественное значение в 49,4 долл. на человека с 1563 долл. в США, 1381 долл. в Германии и даже с 496 долл. в Италии оказывается просто неприличным (разброс — более чем тридцатикратный). Тем не менее по уровню наукоёмкости ВВП, исключая Россию (см. выше), Литву (1,04%) и Эстонию (1,49%), Украина на постсоветском пространстве выглядит приемлемо.
Правда, обращает на себя внимание то, что при сопоставимой относительной приоритетности в Беларуси обеспечивается вдвое большая величина удельных расходов, а в Казахстане при в три раза меньшей приоритетности величина удельных расходов лишь незначительно уступает отечественному уровню. Всё это объясняется экстремальным уровнем теневой экономики в Украине, даже с учётом того, что проблема имеет интернациональный характер. Здесь достигнутые страной за четверть века «успехи» несомненны.
Экспертные прикидки размеров нелегальной части сократят уровень наукоёмкости сводного ВВП как минимум вдвое, и логическое противоречие будет ликвидировано. Украинскими экономистами давно обсуждается тема «маленького ВВП», но без вывода его части из тени значимый рост ресурсной базе для исследований и разработок придать невозможно в принципе.
По мнению Б. Малицкого, продублированного в целом ряде публикаций, критическим для национальной экономики является уровень наукоёмкости в 1,7% ВВП, ниже которого наука якобы теряет свою производительную силу и способна выполнять лишь образовательную и культурную функцию. Нам не удалось отыскать изложение обоснования этого тезиса (упоминание, что «наши исследования показали», трудно признать аргументом — это ссылка на непроверяемое). На самом деле старт развития экономик Юго-Восточной Азии приходился на более худшие условия, в Великобритании, которую трудно отнести к технологически неразвитым странам, с 1996 по 2014 год наукоёмкость варьировала в интервале 1,56–1,68%, а исторический максимум для Италии равен всего 1,38%.
Падение приоритетности науки в Украине: исторические этапы
В динамике абсолютного объёма научных расходов, исчисленного в постоянных ценах, также возможно выделить три этапа: 1992–1999 годы (с локальным «всплеском» в 1997 году) — крайне резкое сокращение финансирования науки с 75,3 до 16,4 млрд грн в постоянных ценах 2015 года. Вплоть до 2014 года значение 1999 года оставалось историческим минимумом. Для полноты восприятия масштабов ресурсной базы науки УССР в 1991 году укажем, что в 2015 году (до последней ревизии учёта) отечественная наука получила лишь 12,3 млрд грн.
Даже если принять во внимание, что около половины поступлений в 1991 году производилось из источников, находящихся за пределами республики, а именно такова была механика функционирования экономики союзного государства, масштаб падения колоссален. Тем не менее радикальное снижение (как минимум троекратное — при полном элиминировании трансфертов из бюджета СССР и в 4,6 раза — при их учёте) при оперировании значениями, исчисленными в текущих ценах и приводимых в ежегодниках статистического ведомства, совершенно незаметно.
Политиками и «придворными» аналитиками часто игнорируется то обстоятельство, что их использование обосновано лишь на коротких временных интервалах и в условиях минимальной инфляции. Второй этап датируется 2000–2005 годами, когда произошло заметное увеличение расходов в 1,5 раза. Собственно, мы здесь сталкиваемся с прецедентом: при надлежащей политической воле в стране за пять лет технически возможно обеспечить полуторакратный рост, но при обязательном наличии благоприятной внешнеэкономической ситуации. Важно и то, что пиковые значения удалось поддерживать на протяжении трёх лет, что для отечественной управленческой практики с частой сменой правительств нетипично. Начиная с 2005 года (рис. 3) произошло новое сокращение финансовой поддержки науки, которое в конечном итоге привело к падению её абсолютного объёма в постоянных ценах в 2,6 раза, а прежний исторический минимум был скорректирован в худшую сторону (в 1,7 раза).
Рисунок 3. Основные параметры финансирования научно-технической деятельности в Украине (детализированный фрагмент). Источник: расчёт автора на основе Базы данных ГСС Украины
«Экономика Украины в отличие от всех (!) стран постсоветского пространства так и не смогла выйти на уровень собственного ВВП в 1990 году.»
Как и в аспекте наукоёмкости третий этап качественно однороден, хотя и на нём можно выделить интересные акценты. Так, правительство Н. Азарова оказалось внимательнее к обеспечению научно-технического развития в сравнении с его последователями: при нём научные расходы всё-таки имели слабовыраженную тенденцию к росту (с 17,3 до 18,0 млрд грн) на протяжении двух лет. Сменившая его околореволюционная власть действительно проявила революционность, полностью ликвидировав этот тренд (этимологически «ре-волюция» — это смена направления движения). В результате на смешанной учётной базе объём научных расходов за 2014–2016 годы упал в 1,8 раза. Обобщаем: за четверть века украинской независимости приоритетность науки среди иных целей социально-экономического развития уменьшилась против уровня 1991 года в 5 раз, за этим стояло сокращение абсолютного объёма расходов в 7,7 раза. Расхождение цифр связано с тем, что экономика Украины в отличие от всех (!) стран постсоветского пространства так и не смогла выйти на уровень собственного ВВП в 1990 году.
В пересчёте в постоянные доллары 2015 года в ППС национальных валют научные расходы УССР в 1989 году составляли около 18,5 млрд долл., что незначительно уступало уровню Италии, превышало значения Канады, Нидерландов, причём почти вдвое — Испании, Швеции и Швейцарии. Однако в 2015 году величина научных расходов в Украине (2,1 млрд долл.) оказалась меньшей, чем у традиционных европейских аутсайдеров — Греции (2,4 млрд долл.) и Португалии (3,5 млрд долл.). Научные расходы в Венгрии уже превосходят отечественные в 1,2 раза (хотя ещё в 2012 году ситуация была противоположной), в Ирландии — в 1,5 раза, в Аргентине — в 2,1 раза, в Чехии — в 2,6 раза, в Польше — в 4,5 раза, в Турции — в 6 раз.
Сопоставление с ведущими странами Евросоюза вообще утратило практический смысл: так, уровень Германии в 2015 году превышал отечественный в 35,5 раза, Франции — в 26,9 раза, Великобритании — в 20 раз и даже Испании — в 8,4 раза. Даже принимая во внимание разницу в численности населения с Россией в 3,5 раза, отставание от неё по абсолютному объёму научных расходов уже достигло 18 раз. Если не касаться слаборазвитых регионов планеты (и воздержаться от выигрышного сравнения с Намибией и Таджикистаном), среди других европейских стран Украине пока что уступают Беларусь, Болгария, Исландия, Латвия, Литва, Мальта, Молдова, Люксембург, Румыния, Словакия, Словения, Хорватия, Черногория и Эстония.
Их нельзя отнести к лидерам ни мирового, ни континентального научно-технологического развития, а преимущество Украины по «валу» происходит только за счёт размера страны. В большинстве стран мира последняя четверть века не была потрачена впустую: на фоне бурного развития Китая остался малоизвестным факт, что, несмотря на подобные украинским политические потрясения, научные расходы Египта за последнее десятилетие выросли вчетверо (причём в постоянных ценах!), в конечном итоге по абсолютному объёму в три раза превысив отечественное значение.
Особенности профиля Украины по видам выполняемых научно-технических работ
А теперь вернёмся к динамике украинских расходов на научно-техническую деятельность и произведём их пересчёт в соответствии с международными учётными стандартами. Для этого разложим их объём по видам научно-технических работ (рис. 4) и исключим из них те средства, которые были предназначены для финансирования научно-технических услуг.
Рисунок 4. Финансирование научно-технической деятельности в Украине по видам работ, постоянные цены 2015 года, млрд грн. Источник: расчёт автора на основе Базы данных ГСС Украины
Рисунок наглядно демонстрирует, что локальный экстремум 2004 года достигался за счёт интенсивного раздувания объёма научно-технических услуг до 4 млрд грн в ценах 2015 года (для понимания — это двойной бюджет всех исследований и разработок НАН Украины в 2016 году). Вплоть до 2005 года финансирование услуг превышало объёмы как фундаментальных, так и прикладных исследований. Получалось, что вспомогательный вид деятельности (с точки зрения производства научного знания) становится значимее ведущих.
Поэтому исключение из статистической выборки организаций, специализирующихся исключительно на предоставлении услуг, было оправданным. В дальнейшем объём услуг постепенно сокращался, хотя ещё в 2015 году составлял 1,22 млрд грн (10% от величины научных расходов того года), что было связано с методически сомнительным списыванием на услуги разработок оборонной направленности.
В целом в 2001–2015 годах доля услуг варьировала в интервале от 8,1 до 15,6% на эту величину, завышая реальные позиции Украины при международных сравнениях. Изъятие расходов на услуги позволяет вычленить объём исследований и разработок и скорректировать наукоёмкость ВВП, динамика которых представлена на рис. 3. Мера сокращения по первому показателю в 2005–2016 годах составила 2,2 раза, а по второму — 2,4 раза. Если обратное соотношение, полученное при анализе всего временного ряда, нами выше связывалось с недостаточностью размера легального ВВП, то произошедшее за последние одиннадцать лет является результатом сознательного выведения науки из числа актуальных приоритетов развития.
Выглядит парадоксальным, но вплоть до 2016 года объём фундаментальных исследований в Украине превышал объём прикладных. Расцвет поддержки первых пришёлся на 2007–2008 годы, когда она достигла 5,1 млрд грн. После провала, связанного с последствиями Мирового финансового кризиса, их в 2012–2013 годах удалось стабилизировать на уровне в 4,3 млрд грн.
Впоследствии в обществе возобладало утилитарное отношение к науке, и поддержка фундаментальных исследований всего за три года упала в 2,3 раза до 1,89 млрд грн —наихудшего значения в XXI веке. Поддержка прикладных исследований в стране никогда не была приоритетной: в лучшем случае их объём достигал 4,0 млрд грн (2008 год), что сравнимо с соответствующими величинами по научно-техническим услугам в 2003–2005 годах. Именно поэтому масштаб их последующего сокращения в 2009–2016 годах составил «скромные» 1,8 раза, в том числе за последние три года в 1,5 раза.
Между тем именно превышение объёма прикладных исследований над фундаментальными свидетельствует о включении науки в экономическую жизнь общества. В современных условиях совершенно нецелесообразно сокращать финансирование фундаментальной науки. Однако опережающий прирост вложений в прикладные исследования, который приведёт к закономерному росту их структурной доли, для развивающейся экономики более органичен. Для контраста: в Таджикистане доля фундаментальных исследований во всех исследованиях и разработках превышает 70%. Можно ли назвать эту страну развитой?
Обычно считается, что распределение затрат по видам работ имеет прогрессивный характер с их увеличением по мере возрастания технологической готовности конечного продукта. И действительно, доля разработок в объёме всех отечественных исследований и разработок колебалась в интервале 50,7–68,1% (значения соответственно 2012 и 2003 годов) и в настоящее время имеют тенденции к росту — разработки были и являются ведущим видом научно-технических работ в стране. Именно спад в их финансировании, начавшийся ещё в 2004 году, и сформировал общую негативную динамику по всей научной системе.
Наша критика тезиса о прогрессивном распределении расходов по видам работ (Б. Малицким как оптимальная предлагается пропорция 15:25:50%) связана с отсутствием в стране целостной научно-техническойполитики, а значит и сколь-нибудь масштабной практики доведения фундаментального знания до инновационного решения. Фундаментальные исследования, опирающиеся на бюджетные ресурсы, сконцентрированы в академическом секторе науки, в то время как предпринимательский сектор практически полностью ориентирован на разработки, еще затребованные мировым рынком. При этом каждое ведомство озабочено, прежде всего, выживанием собственных научных организаций и в лучшем случае внутриведомственной кооперацией. Отечественная модель науки в разрезе видов работ оказывается «двуглавой», поэтому рассматриваемая пропорция лишь отражает механическое соединение параметров нескольких малосвязанных её сегментов (аналогично притче про среднюю температуру по больнице).
Вывод
Интенсивность финансирования научно-технической деятельности в Украине имеет неустойчивую связь с общей макроэкономической динамикой. Улучшение второй практически не отражается на интенсивности поддержки науки, зато любые негативные изменения её однозначно уменьшают. Даже если гипотетически Украина делегирует всю научно-политическую инициативу Евросоюзу (и он предоставит финансирование, по долевому участию сопоставимое с поступлениями из внутриукраинских источников — по аналогии с советскими временами), уровень ресурсной базы исследований и разработок в стране лишь приблизится к величине локального максимума 2004 года.
Малограмотное строительство государственности превратило страну в донора научно-технического потенциала в пользу более мощных соседей. С точки зрения ресурсной обеспеченности ни одна из европейских стран не прошла сравнимого с Украиной эволюционного пути. Возможные попытки исправления сложившегося положения будут отягощены колоссальной отрицательной инерцией, связанной с укоренённым отношением властей к научно-техническому развитию как к чему-то факультативному, а также с демотивацией и деквалификацией части оставшихся научных кадров.
Поскольку целью цикла статей является идентификация потенциальных зон роста в отечественной научной системе, следующим шагом для нас будет характеристика процессов финансирования науки в Украине в разрезе основных источников средств и их реципиентов.
Игорь Булкин, опубликовано на сайтеСпільне