Иностранные наемники, тучи диверсантов и наркоманов, сотни километров окопов и «они всегда начинают первыми».
За три года война на востоке Украины обросла массой слухов и легенд, многие из которых закрепились в сознании людей и стали стереотипами. Справедливости ради – большая часть военной мифологии об АТО появилась благодаря стараниям самих журналистов и пропагандистов по обе стороны фронта.
«Страна» выяснила, как появляются мифы о войне. А также что в них достоверно, а что – ложь.
1. Боевые действия в АТО ведутся непрерывно по всей линии фронта
На самом деле полномасштабные боевые действия прекратились в феврале 2015 года с падением Дебальцево. С тех пор боестолкновения проходят в формате взаимных обстрелов и незначительных передвижений войск в ту или иную сторону на отдельных участках, без изменение общей стратегической ситуации. Война уже два года как превратилась в окопную.
Самые «горячие» точки – посёлок Пески, промышленная зона Авдеевки, Зайцево и другие. Как правило, обстрелы начинаются вечером, заканчиваются утром.
Есть участки фронта, на которых неделями и даже месяцами тихо. Недавние «выравнивания» линии фронта на Дебальцевском направлении (в декабре) и под Авдеевкой (в январе) — скорее исключение из правил.
2. Противник всегда начинает стрелять первым
Так утверждают штабы по обе стороны линии фронта. На самом деле бывает по-разному.
Вот что рассказывают о начале стрельбы на передовой сами бойцы. «Сидим на ОПе (опорном пункте на передовой – редакция) сутки, двое, трое. Вроде тихо, перемирие очередное. Скучно, но нервы играют – все время ждешь подвоха с той стороны. В посадках постоянно живность бегает – то кабанчик, то куропатка. Как началась война, много дичи появилось – охоты здесь нет, много брошенных домов – живность перестала бояться человека. Рано или поздно кому-то из бойцов приходит мысль поохотиться – добыть свежатины к столу. Сало и консервы давно всем надоели.
Пошел с автоматом, стрельнул, завалил зайца или кабанчика. С «той стороны» услышали – насыпали из пулемёта по лесопосадке. Им ответили с нашей стороны – из калибра побольше. Или свои подключились, соседи с флангов и обстреляли посадку – мы-то им не рассказали, что поохотиться пошли. Тоже «насыпали». В общем, через час – на передке ад, все стреляют. Кто, куда стреляет – непонятно. Скоро и артиллерия с минометами подключается – у всех нервы «играют».
Часто, по словам бойцов, поводом для начала стрельбы служит подрыв лисы или зайца – нейтральная территория, «ноль» на военном жаргоне – буквально нашпигована минами и растяжками. Также поводом для начала стрельбы служит любое движение на «нуле» — нейтральной полосе между позициями. Даже обычная перебежка бойца между опорными пунктами может быть воспринято как выдвижение диверсантов к «своим» позициям.
Но нередко обстрелы начинаются из-за желания командиров с обеих сторон «подбодрить» своих солдат и «повысить боевой дух». Причем часто используют метод «карусели» — одна батарея делает залп, затем – другая, и так далее.
На самом деле «боевой дух» и «бодрость» тут ни причем. Истинная задача – обучение солдат в боевой обстановке и пристрелка по реальным целям.
Примечательно, что подобные карусели часто происходят в моменты, когда наблюдатели из ОБСЕ действуют на других участках фронта – их передвижения тщательно отслеживаются в штабах по обе стороны фронта. Также обострения начинаются накануне очередных важных встреч в «минском формате». Все это используется для обвинения противника в нарушении перемирия.
3. В тылу войск действуют многочисленные диверсанты противника
На самом деле профессиональных диверсантов мало как в ВСУ, так и у сепаратистов. Это очень редкая, дорогостоящая и сложная в подготовке воинская профессия, что бы специалистов использовать для минирования обычных проселков и уничтожения обычной пехоты или полевой артиллерии.
Настоящие профессионалы – диверсанты используются точечно и крайне редко. О результатах их действий известно крайне мало. Интервью такие бойцы не дают, информация о действиях «глубинных» профессиональных ДРГ не поступает в войсковые штабы.
Диверсионно-разведывательные группы обычной войсковой разведки крайне редко заходят в тыл противнику. Чаще всего они действуют методом быстрых выходов на дистанцию от 100 до 50 метров к ближайшим опорным пунктам противника. Цель – обстрел и ликвидация чересчур, по мнению командиров, выдвинутого к «своим» позициям опорного пункта «чужих».
А подрывы солдат и мирных жителей в прифронтовой зоне – чаще всего результат того, что в зоне АТО после трех лет войны существуют целые минные поля, не отмеченные на картах. Не говоря уж о лесопосадках – установка растяжек в лучшем случае отмечается в журнале боевых действий ротного командира. После ротации информацию о растяжках передать сменщикам часто забывают.
4. Линия фронта — это сотни километров беспрерывных окопов, в которых сидит вся многотысячная группировка войск
Точная цифра солдат на передовой — военная тайна.
Однако линия фронта вовсе не состоит из непрерывной линии окопов, опорных пунктов и укреплений. На самом деле около 400 километров передовой состоит из прерывистой линии опорных пунктов, причем они расположены на расстоянии от ста до пятисот метров друг от друга в зависимости от рельефа местности. На каждом опорном пункте – от десяти до пятнадцати солдат. Иногда между «точками», как называют опорные пункты солдаты, прорыты окопы в половину профиля. Но чаще – окопов нет, а промежутки заграждены минными полями.
На передовой по всей линии разграничения находится лишь треть от общей численности группировки сил АТО, которую различные эксперты оценивают в 70-90 тысяч человек. Остальные солдаты несут службу во второй и третьей линии обороны – на блок-постах и местах временного расположения своих частей.
В моменты обострений на фронте на передовой, резко увеличивается количество заболевших бойцов, или тех, кому нужно срочно съездить домой по семейным обстоятельствам. В результате кадровый недобор на передовой иногда достигает до 30–40% от штатного состава.
Со стороны сепаратистов – ситуация зеркальная.
5. С той стороны специально стреляют по жилым домам, для того, что бы запугать мирных жителей
В большинстве случаев попадания по жилым домам происходят из-за того, что корректировкой стрельбы часто занимаются непрофессиональные «кроты» — местные жители, симпатизирующие противнику. А военные корректировщики слабо подготовлены и часто «плавают» в элементарных вопросах воинской специальности.
Есть еще несколько факторов того, почему снаряды в АТО часто попадают в жилье. Донецкая область — самая густонаселенная в бывшем СССР. Некоторые города давно слились в один мегаполис, как Макеевка с Донецком и несколькими другими населенными пунктами. Часто артиллерийским батареям просто негде разместиться, кроме как поблизости от жилых кварталов.
Стрельбой с позиций, оборудованных в нескольких десятках метров от жилых домов, грешат обе стороны. «Ответка» прилетает каждый раз. Так как с обеих сторон артиллерийские стволы используются еще советских времен, точность попаданий невелика и часть снарядов летит по соседним гражданским зданиям.
Есть еще и еще одна характерная черта войны на Донбассе – часто артиллеристы стреляют просто «по площадям», наобум – просто в том направлении, откуда вел огонь противник. В журналы боевых действий артдивизионов при этом пишут координаты целей «на глазок».
6. На передовой все повально пьют и употребляют наркотики
«Сепары идут в атаку «обдолбанные» и «наколовшиеся». Идут в полный рост, ничего не боятся – наркоманы..» — такие слова часто можно услышать от украинских бойцов в АТО. О том же самом говорят и представители сепаратистов, которые также время от времени заявляют, что солдаты ВСУ «поголовно» употребляют наркотики.
На самом деле наркоманы на войне долго не живут – слишком часто срок жизни бойца зависит от скорости реакций и быстроты движения. В начале войны в 2014 году на передовой действительно можно было встретить наркоманов – ни украинская сторона, ни сепаратисты не фильтровали добровольцев, в том числе и явных уголовников, стремившихся получить оружие. Однако скоро командирам по обе стороны фронта стало ясно, что боевая ценность «нариков» в качестве бойцов равна нулю.
Ни для атаки, ни для обороны наркозависимые не пригодны. Рядовых бойцов также не радовали сослуживцы-наркоманы – оружие в их руках это реальная опасность. Прежде всего для соседей по окопам.
Сейчас наркозависимых «фильтруют» комиссии в военкоматах. А на передке наказывают самостоятельно, без командиров – кулаками и «подвалом» на несколько суток.
Также жестко сейчас преследуется обеими воюющими сторонами употребление спиртного на передовой.
Справедливости ради, еще в 2015 году со стороны ВСУ бывали случаи, когда на передовой пили целыми ротами. Но после лавины «синих» разборок с применением оружия, с пьянством стали бороться и «аватаров» на линии фронта практически не осталось.
Однако уже в нескольких километрах от передовой — во втором и третьем эшелонах обороны, а также в тыловых частях во время ротаций, к «аватарам» отношение более чем «лояльное». Чем дальше от передовой, тем слабее дисциплина и больше пьянства, это признают все офицеры.
7. Со стороны ВСУ/сепаратистов воюет много иностранных наемников
Приток иностранных добровольцев на обе стороны был отмечен в 2014 году. Однако подавляющее большинство иностранцев приехали воевать не за деньги, а за идею – с каждой стороны за свою. Особенно много таких добровольцев из России воевало за «республики» — в разгар боевых действий в 2014 году во многих частях они составляли до половины личного состава. Однако к настоящему моменту большинство из них уехало к себе на Родину. И рядовой состав «армий ДНР/ЛНР» сейчас почти полностью состоит из местных жителей, которым платят около 17 тысяч рублей в месяц.
Настоящих же наемников–профессионалов на Донбассе в большом количестве не было, так как их услуги стоят очень дорого.
Исключение представляли иностранные инструкторы из различных частных военных компаний и регулярных армий, которые учили бойцов по обе стороны фронта убивать профессионально. Со стороны сепаратистов, известно, что в боевых действиях участвовала знаменитая российская ЧВК «Вагнер». Также в большом количестве там и сейчас присутствуют российские офицеры-«отпускники», которые реально командуют армейскими корпусами сепаратистов. «Отпускникам» якобы платит Минобороны России.
Слухи о массовом участии иностранных наемников часто запускались в результате «троллинга» бойцов по обе стороны фронта. Например, в ноябре 2015 года в районе Водяного в одном из подразделений украинского спецназа решили разыграть «сепаров». Во время общения по рациям между «двойками» они часто переходили на «турецкий» язык, на самом деле представлявший собой набор бессмысленных «тарабарских» слов: «Эшэрме, Бэшэрме, Гулдалык, Йок, Бирдулы». Юмористы из штаба поддержали спецназовцев, и по вечерам включали по громкоговорителям записи призывов муэдзинов к намазу.
«Турецкая» речь наделала «шороха» у сепаров, они передали информацию о «янычарах-наемниках» в ОБСЕ. А в СМИ появились сенсационные материалы об участии в войне на стороне Украины турецких солдат. В результате на участок фронт приехала комиссия ОБСЕ. Но «турков» так и не нашли», — рассказывают бойцы.
Интересно, что «троллингом» на передовой занимались и сепаратисты. Одним из самых известных «шутников» был покойный Моторола. Еще во время боев за Славянск он включал записи призыва к намазу. Именно от него среди сепаратистов пошла мода «троллить» украинских военных выкриками «Аллах Акбар» на пропагандистских роликах с передовой и просто в радиоэфире.
8. Современные средства связи зашифрованы, поэтому боевые действия начинаются неожиданно для противника.
На самом деле даже защищенные специальными кодами военные радиостанции легко прослушиваются, а шифры и кодировки радиопереговоров противника сканируются и «ломаются». В результате о начале большинства боевых действий становится известно противнику заранее.
Многие командиры пытаются пользоваться на передовой мобильной связью при помощи относительно защищенных мессенджеров вроде WhatsApp и Telegramm. Однако эти программы также довольно легко взламываются электронной разведкой и криптографами по обе стороны фронта.
Поэтому самой защищенной связью на передовой до сих пор считается проводная. Телефонный аппарат полевой – ТАПик на военном жаргоне – неизменный атрибут любого опорного пункта, блок-поста и «точки» на передовой. Однако «слабое звено» — это связь между штабом и передовыми позициями – для того, что бы протянуть проводную телефонную связь на несколько километров нужно создать целую «экспедицию» из грузовой машины с несколькими катушками проводов, группы охраны и саперов.
В большинстве случаев телефонную связь между штабом и передовой прокладывают в лучшем случае через несколько недель после приезда подразделения на этот участок фронта. Из-за «дырявости» связи о многих боевых операциях военные договариваются заранее, устно.
9. Бойцы на передовой после трёх лет войны уже полностью обеспечены всем необходимым
На самом деле на передовой бойцы украинской армии даже через три года войны ощущают острый недостаток во многом. Например, форма и обувь уже через месяц – другой на передовой превращаются в рваное тряпье и обноски, наподобие тех, которые носил Павел Корчагин в фильме «Как закалялась сталь». Также недостаточно тепловизоров и приборов ночного видения.
Большинство боевой техники почти на 80% изношено. Не хватает инструментов. Бензопилы и генераторы на передовой – большой дефицит. А в Министерстве обороны почему-то прежнему считают, что лес для укрепленных точек бойцы должны пилить вручную, а нормы выдачи обмундирования остаются такими же, как в мирное время.
Большинство нужд бойцов на передовой по-прежнему перекрывают волонтеры. При этом склады Минобороны часто ломятся от амуниции.
Интересно, военные часто сами сетуют на то, что имущество привезенное волонтерами уже на второй-третий день часто оказывается в продаже на местных рынках и в посылках «Новой почты».
К слову, воровство топлива – это самый распространенный источник дополнительного «заработка» для военных. Солярка давно стала второй «валютой» в прифронтовых зонах.
10. Почти каждый солдат переживает после демобилизации посттравматическое стрессовое расстройство – «военный» или «вьетнамский» синдром
Как писалось выше, большинство бойцов, служащих сейчас в АТО, не участвует в боевых действиях, так как находятся во втором и третьем эшелонах обороны. Лишь треть от имеющих удостоверения участников боевых действий реально сидят под обстрелами на передовой.
А прямые боевые столкновения, в отличие от 2014–15 годов, сейчас большая редкость. «Военный» синдром реально затронул большинство украинских солдат, побывавших в горячих точках нынешней войны на первых этапах, когда боевые действия были наиболее кровопролитными.