Словосочетание «исторический визит» настолько затерто, что его как-то даже неудобно употреблять. Обычно об «исторических визитах» забывают на следующий же день после их завершения. Но нынешний вояж Владимира Путина в Азию — извини, Вьетнам, но речь в первую и даже во вторую очередь идет о Северной Корее — точно войдет если не в учебники истории, то во множество книг по современной политике.
Америка «просто исключительно обеспокоена» – такое заявление Государственного департамента США по итогам пребывания ВВП в Пхеньяне воспринимается в Москве как наивысший из возможных комплиментов. Путину удалось встряхнуть западный мир (или, по меньшей мере, ту часть западного мира, в глазах которой центром мировой политики является Азия). Но стратегической целью России не может быть щекотание нервов коллективного Запада. Стратегической целью России может быть только продвижение своих собственных интересов. И в этом отношении реальные результаты и последствия новой эры «великой дружбы» РФ и Северной Кореи пока по-прежнему окутаны туманом. О многом уже объявлено, но ключевые элементы политической головоломки пока известны лишь узкому кругу лиц.
«Они говорят и о том, что хотят добиться стратегического поражения России на поле боя. Что это означает для России? Для России это означает прекращение её государственности. Это означает конец тысячелетней истории Российского государства. А тогда встаёт вопрос: а зачем нам бояться? Не лучше ли тогда идти до конца?» – это пронзительное заявление Владимира Путина российским журналистам перед его отлетом из Вьетнама не вызывает особых вопросов. Россия под руководством Путина уже давно начала «поход до конца».
После визитов ВВП в Пхеньян и Ханой некую большую ясность обрела и его украинская стратегия. С точки зрения Путина, где-то в следующем году Зеленский перестанет быть первым человеком нынешнего киевского режима: «Просто на Западе не хотят его сейчас менять, время не подошло… На него повесят все непопулярные решения, в том числе понижение призывного возраста, и всё, потом поменяют. Я думаю, что это будет где-то в первой половине следующего года». После этого, по убеждению ВВП, Киев вполне может пойти на переговоры с Москвой, которые он сейчас отвергает.
Из этого вытекает и все остальное: превращение Путина в «главного украинского легалиста» и «главного знатока украинской Конституции», его тезис о том, что единственным легитимным начальником в Киеве сейчас является спикер Верховной рады и его объявленная стратегия постепенного, но планомерного «выдавливания» противника из Донбасса. Вынужден несколько поправить себя. Рассуждая о долгосрочных планах ВВП, никогда нельзя употреблять формулировки вроде «все ясно, вопросов быть больше не может». Как человек родом из спецслужб, Путин всегда оставляет себе запасные варианты, всегда прячет что-то в своем рукаве. Выскажусь поэтому осторожнее: нынешние заявления президента РФ складываются в единую логическую цепь, в стройную политическую линию, понятную внешним наблюдателям.
А вот по поводу новой линии Кремля на Дальнем Востоке ничего подобного сказать нельзя. «Этот договор – это не новинка какая-то. Мы заключили этот договор в связи с тем, что старый договор прекратил существование, а в нашем прежнем договоре – по-моему, 1962 года, что ли, – всё то же самое было. Здесь нет никакой новизны» – так Путин высказался о значимости нового оборонного пакта между Москвой и Пхеньяном. Точно «здесь нет никакой новизны», Владимир Владимирович? Старые и потерявший весь свой геополитический, а также практический смысл договоры продлевают — особенно с таким шумом и шиком — только тогда, когда история совершает очередной виток и наполняет эти пожелтевшие документы новым смыслом. «Новизна» точно есть. Но во что конкретно она выльется?
«Украинский режим начал агрессию не против России, он начал агрессию ещё против признанных нами Луганской и Донецкой народных республик до того, как они вошли в состав Российской Федерации», – это ответ Путина на неожиданно возникший главный вопрос дня: не будут ли распространяться обязательства КНДР по «взаимному отражению агрессии» на украинский кризис. Вроде бы вопрос закрыт, тем более что потом хозяин Кремля добавил: «Теперь по поводу того, чтобы как-то использовать возможности друг друга в этом конфликте. Мы никого об этом не просим, нам никто этого не предлагал, поэтому нет никакой необходимости».
Думаю, однако, что упор в моем предыдущем предложении стоит делать на «вроде бы». События и свои действия в любой точке мира Россия сейчас рассматривает через призму украинского кризиса. Поэтому тема однозначно не закрыта — особенно с учетом того, что Украина сейчас совершает агрессивные действия по отношению к «старой» территории РФ. Но вот что еще надо четко понимать. Если для Москвы Украина первостепенна, а Корея второстепенна, то для Пхеньяна и Сеула все обстоит наоборот. Лидеры в этих столицах смотрят на отношения с Россией и украинский кризис через призму многолетнего конфликта на своем собственном полуострове.
Это выдвигает на передний план как минимум два вопроса (на самом деле их больше, каждый из этих двух вопросов тянет за собой десятки других). Вопрос первый: как далеко зайдет неизбежное теперь ухудшение отношений между Москвой и Южной Кореей? Это государство — одно из самых экономически значимых в мире. И да, Южная Корея — это союзник США. Но до сих пор этот союзник всячески давал понять, что в споре между Москвой и Вашингтоном из-за Украины он «сидит на заборе»: старается по минимуму удовлетворять американские требования в смысле помощи Киеву и по максимуму сохранять экономические связи с Россией (к радости всех любителей корейских мобильных телефонов и прочей техники).
Новая ситуация уже заставила Сеул переосмыслить свои действия. Путин отреагировал на новую ситуацию так: «Что касается поставок летального оружия в зону боевых действий на Украину, то это было бы очень большой ошибкой. Надеюсь, что этого не произойдёт. Если это будет происходить, тогда и мы тоже будет принимать соответствующие решения, которые вряд ли понравятся сегодняшнему руководству Южной Кореи». Сигнал послан — и, я думаю, принят. Но дело в том, что «сегодняшнему руководству Южной Кореи» точно не нравятся и те решения Москвы, которые уже приняты. Посмотрим, как будет развиваться эта ситуация. А развиваться она будет однозначно — к гадалке не ходи.
Вопрос второй: как Москва может развивать свои союзнические отношения с Пхеньяном, не нарушая при этом санкции Совета Безопасности ООН, которые она в свое время сама позволила ввести в действие? ВВП признал, что у России нет юридической возможности заставить ООН отменить эти санкции: «Я отдаю себе отчёт в том, что в сегодняшней ситуации обычными способами это будет практически невозможно сделать, но работать над этим нужно… Мы намерены эту работу начинать, продолжать. Как у нас в народе говорят, вода камень точит». Правильно в народе говорят. Но вот о чем «в народе» пока не знают и знать не могут: как будущая «работа» России по «стачиванию» санкций против КНДР — если такого «стачивания» не будет, то зачем Пхеньяну обновленные союзнические отношения с Москвой? — будет совмещаться с ее статусом постоянного члена Совбеза ООН? Здесь все тоже однозначно будет очень интересно — или, лучше сказать, «интересно».