Эпидемия может продолжаться до весны следующего года…
Несмотря на карантин, который в Украине ввели на прошлой неделе, эпидемия коронавирусной инфекции COVID-19 продолжает набирать обороты.
В сегодняшнем интервью «Главреду» стратег, инфекционист, консультант по управлению изменениями, директор Revival Institute for Future Вадим Аристов рассказал о том, когда в Украине ждать пика заболеваемости коронавирус и насколько вероятно у нас повторение итальянской ситуации, как долго продлится эпидемия и уменьшит ли ее распространение введение чрезвычайного положения, насколько эффективны экспресс-тесты и достаточно у нас аппаратов для искусственной вентиляции легких.
— Накануне в телеэфире главный санитарный врач Виктор Ляшко заявил о возможном продлении карантинных мероприятий и их усиления. В каком случае это возможно, то есть каких масштабов должна быть ситуация с коронавирусом в Украине, чтобы в правительстве приняли такое решение?
Я не могу комментировать инсайды из правительства и личные договоренности с президентом и премьер-министром. Но принятые сейчас меры предприняты в правильном направлении. То есть карантин нужно было вводить и действия нашего государства совпадают с реакцией значительного количества других правительств.
Сейчас, судя по математическим моделям, в Украине эпидемия только начинает разбег. И, конечно, 3 апреля будет рано прекращать карантин, потому что мы еще не достигли никакого эффекта от этих мероприятий — ни эпидемиологического, ни инфраструктурного.
О чем идет речь? Сейчас, по примеру той же Италии, известно, что вспышка может накрывать значительный процент общества и будет большая волна обращений людей в больничные учреждения. И, соответственно, их может быть так много, что медицинская система захлебнется, то есть она не сможет оказывать полноценную медицинскую помощь из-за отсутствия кроватей, отсутствия свободных рук и истощения медиков, и главное – из-за дефицитного ресурса аппаратов для искусственной вентиляции легких и коек в реанимации.
Поэтому нам очень важно ввести этот карантин и продлевать его. Из-за него меньше людей общаются между собой, закрыты заведения, в которых люди могут подхватить эту инфекцию. Ведь есть даже исследованный случай в мире, когда человек заболел после того, как зашел в автобус на 30 минут после того, как из него вышел больной коронавирусом.
То есть речь идет даже не о том, что ты встретишься глаза в глаза с больным человеком. Ситуация в том, что ты можешь подышать общим воздухом с человеком, который не имеет никаких симптомов и даже не знает о своей болезни. И это может произойти где угодно — на работе, в магазине, в метро, в автобусе.
И именно из-за карантина мы уменьшаем эту вероятность и вирусную нагрузку — количество вирусов, проникших в организм за период времени. Ведь если такая нагрузка будет значительной, то иммунитет может с ним не справиться и начнется болезнь. Именно поэтому значительная часть врачей в развитых странах, имеющих достаточное количество средств индивидуальной защиты — тоже болеют. Сталкиваясь с вирусом постоянно, их организм не выдерживает и начинает болеть. Чтобы этого не случалось с рядовыми гражданами — и нужен карантин.
Соответственно, мы, как нация, возможно, будем иметь такое же количество больных, но они у нас будут растянуты во времени. То есть не два месяца, например, продлится эта волна, а дольше — и правительству придется принимать это решение о продлении карантина. Скорее всего, его будут принимать, учитывая экономическую ситуацию. И я очень надеюсь, что экономические дыры будут залатаны за счет МВФ, взносов крупного бизнеса или инструментов экономической политики (которые давно уже отработаны в мире со времен Великой депрессии — достаточно обратиться к работам того же Джона Мейнарда Кейнса). Надеюсь, спасение жизней будет иметь первоочередное значение и карантин будет продлен.
— Как долго, по крайней мере в Украине, может продержаться эпидемия коронавируса и когда она может пойти на спад?
Сейчас мы видим даже не верхушку айсберга, а маленькую крапинку этой верхушки, поскольку у нас полноценно не работает система тестирования и есть много других факторов. Поэтому я всегда обращаю внимание на существование математических моделей, где на примере эпидемических процессов других стран выведено: 1 случай смерти от коронавируса равен наличию в обществе 800 зараженных людей.
То есть если у нас сейчас 3 летальных случая, то, умножаем это на 800 и, соответственно, получаем оценку, какая часть эпидемии пока невидима. Каждый из этих людей запускает свой эпидемический процесс, заражая от 2 человек до тысяч (так называемые «суперраспространители»).
Относительно продолжительности эпидемии я бы советовал ориентироваться на модели Imperial College в Лондоне, согласно которым стало известно, что, скорее всего, переболеет 70% населения страны и эпидемия продлится до весны следующего года. Конечно, это очень условное и оценочное суждение, но это честный ориентир для того, чтобы никто не считал текущую ситуацию кратковременной.
Нужно ли держать карантин все это время? Да — если у нас и дальше будет отсутствовать инфраструктура национальной безопасности и система противоэпидемической защиты. Нет — если правительство обратится к профессионалам, и мы построим отсутствующие общественные институты. В последнем случае можно будет продержать строгий карантин считанные недели, а дальше выполнять интенсивные противоэпидемические интервенции. Это совсем не то, на чем сейчас фокус в Украине.
— Когда в Украине стоит ожидать пика заболеваемости коронавирусом?
В конце недели — потому что с понедельника начали наконец тестировать привезенными тест-системами. Однако это будет первый пик. Новый будет тогда, когда изменят протоколы тестирования и начнут тестировать людей вне зависимости от истории путешествий и контактов.
Но сказанное не отражает реальных пиков заболеваемости, а является лишь ее проявлением в виде статистики. Ведь пока действует карантин — заболеваемость, вероятно, уже снижается (то есть, каждый новый день происходит все меньше новых заражений). Повышение заболеваемости начнется при снятии или невыполнении карантина — если это произойдет раньше, чем выработается коллективный иммунитет. А он не выработается ранее 12-18 месяцев.
— Вы сказали, что внедренные у нас карантинные меры правильные. Но достаточно ли их для недопущения таких ситуаций, как это сейчас в Италии и как до этого было в Китае? Ведь там уже несколько дней не фиксируют новых случаев.
Хотел бы я ошибаться, но у нас все может быть еще хуже, чем в Италии. Потому что у нас было не только потеряно время, но и потому, что у нас в очень разваливающемся состоянии находится система здравоохранения — у нас полностью отключена противоэпидемическая система. Потому что в 2017 году закрыта Санэпидемслужба, а новый институт (Центр общественного здоровья) так и не был развернут в полном объеме. В нем очень много немедиков, начинающих и просто людей, которые не знают, как все должно работать. Все это время ЦОС занимался популярными грантовыми темами, однако готовности контролировать эпидемии так и не построил.
Кроме того, у нас уже пять лет не готовят эпидемиологов, но в то же время многие специалисты пенсионного возраста уже покинули или сейчас оставляют систему. Есть много проблем и с реализацией — нет возможности для противоэпидемических интервенций. А именно на них базировался успех Сингапура и Южной Кореи во время этой пандемии.
В части карантина государство действует правильно, но этим мы за счет бизнеса выиграем время. Вопрос в том, используем ли мы его правильно, или готовим медицинскую инфраструктуру к неизбежному пику заболеваемости. Предыдущая руководительница Минздрава Ульяна Супрун делала ставку на децентрализацию системы здравоохранения и всем забрасывался месседж о том, что состояние больниц — это проблема местной власти. Соответственно, сейчас у правительства нет полной картины о том, какова реальная ситуация в больницах, так как не было ни одного аудита.
Если вспомнить сначала, в течение полутора месяцев Виктор Ляшко убеждал, что у правительства все готово. Далее сказал, что у них нет технических паспортов инфекционных больниц, а потому не совсем понятно, что за оборудование и в каком состоянии у них есть. И это на фоне того, что инфекционные больницы за все время независимости были наименее финансируемыми.
Также важно — с 1 апреля должен начаться второй этап медреформы, а полгода до этого инфекционные больницы готовились к своей реструктуризации. Чаще всего это происходит присоединением к областной больнице и предупреждением коллективов о снижении зарплаты. На это уже отреагировали как медики (своим увольнением), так и руководители (сворачиванием койко-мест). На это накладывается и тот факт, что местные власти никогда не выполняли функций Минздрава, и у них нет стратегического видения управления системой здравоохранения на местах.
Сейчас, несмотря на распространение эпидемии, должны проходить ежедневные обучения медиков по отработке навыков, взаимодействия и тому подобного. Сейчас это происходит только в Днепропетровской области, но и там надо посмотреть насколько эффективно. Во всех других областях видно, что подготовка происходит «на бумаге», то есть формально. Не хватает обеспеченности средствами индивидуальной защиты, медики не знают, как их надевать и снимать без риска.
Это совсем не тот уровень подготовки, который, например, отрабатывают пожарные или военные. Ведь вирус не умеет читать. И он не будет приходить и проверять экзамены, он будет проверять слаженность взаимодействия. Последствия этого уже видны по ситуации с корью, когда нет объединения элементов в систему здравоохранения. Все спущено на низовую инициативу, и каждая больница вынуждена (так как их фактически бросили на произвол судьбы) искать аргументы, почему не они должны оказывать помощь.
Сейчас лучшим в мире примером реагирования на вирус является опыт Южной Кореи, которая во время эпидемии MERS-коронавируса уже имела горький опыт. У них были жертвы, были изнурительные карантины, и теперь их правительства и госпитальные менеджеры знали, а эпидемиологи и силовики — могли. Так вот уменьшение запретительных мер (которые бьют по бизнесу) достигается расследованием всех контактов — и это то, чего нет в Украине. То есть нужно интенсивно изолировать всех людей, которые могли быть контактными — пассажиров, которые ранее приезжали из мест, где есть вспышки. Для этого некоторые страны даже применяют технические средства (мобильные вышки, камеры наблюдения, фиксирования точек финансовых расчетов), привлекают спецслужбы, благодаря чему отправляют этих людей на карантин. И следят за его соблюдением.
— А почему у нас не ищут «нулевых пациентов», ведь это первоочередная задача?
Потому что у нас нет социального института, который это выполняет. У нас была централизованная государственная санэпидслужба, которой руководил первый заместитель министра. Под ним была четкая иерархия — областного санитарного врача, городского, и далее сотни людей в этой структуре. То есть это была отдельная вертикаль, как СБУ или МВД.
Но «почему-то» от нее решили избавиться, а в Центре общественного здоровья оставили только мониторинговые функции. Своим продуктом он считал «количество информационных/учебных материалов», а не «темп снижения существующих эпидемий» или «готовность инфраструктуры к пандемии». И именно из-за этой несостоятельности у нас возникла проблема с тестированием.
Еще в конце января частные украинские исследователи создали тест-систему на базе генетических последовательностей, которую китайские исследователи сделали публично доступной. Они ее сделали, даже прошли процедуру аттестации в Минздраве. Но дальше в их отношении начались информационные атаки со стороны депутатов из бывшей команды Ульяны Супрун, и этот процесс заблокировали.
То есть вместо быстрого варианта, который начал бы возрождение системы национальной безопасности, нас снова выбили в направление потребления импорта. Который даже за деньги возможно выбить теперь только при непосредственном участии Президента Зеленского, потому что в странах-производителях — квоты.
Стратегия и вообще представление того, как должна выглядеть правильная инфраструктура противодействия эпидемии, у правительства до сих пор отсутствуют. Нет целенаправленных действий для построения новой системы — мы все время тушим пожары. Два месяца назад мы предложили Стратегический конструктор для правительства — 21 элемент, который должен появиться в ходе подготовки. Чтобы карантин был не зря. И смерти от коронавируса тоже были не зря.
Мы должны прийти к новому состоянию готовности, где есть партнерства с различными национальными производителями тестов. Где есть собственная сеть лабораторий. У СЭС были свои лаборатории в каждой области, но после того, как ее разорвали на несколько различных ведомств, до недавнего времени было лишь одна такая лаборатория. В Великобритании таких лабораторий 600, в США — более 1500. В Украине, получается, что одна и, по словам Ляшко, вот-вот заработают еще 9 или 15.
Если это одна лаборатория, то, соответственно, цепочка очень длинная и очень длинный алгоритм принятия решения. А это цифры, которые нужны для планирования продолжительности карантина. Которые после правительства — нужны бизнесу, чтобы решать судьбу своих работников и обязательств.
— Насколько эффективны экспресс-тесты? Вообще, как быстро реально можно определить наличие у человека коронавируса?
Экспресс-тесты — это тесты для «любителей», чтобы по дешевке в окрестностях цивилизации принять какое-то быстрое решение. Они, скорее, сопутствующий инструмент. То есть если человек пришел к врачу с симптомами, то с их помощью есть вероятность выяснить, надо ли делать какие-то серьезные шаги, или отправить человека домой подождать.
Эти тесты определяют антитела в организме, но они не производятся сразу — инфекция уже может бурлить, но антитела в достаточном количестве могут появиться в организме только через неделю. И закупая их, мы принимаем решение о расходовании средств налогоплательщиков не по государственной целесообразности, а по возможности отчитаться хотя бы о том, что что-то сделано.
Это стыд, что до сих пор в алгоритмах Минздрава основным критерием для тестирования является выяснение у лица, путешествовал ли он в определенный перечню стран или имел контакт с известным больным (который, таким образом, скорее всего будет только путешествующим). Если этот критерий не удовлетворен, то, не проверяя, ставят диагноз ОРВИ.
И только в случае очень убедительного ухудшения состояния (например, пневмонии с тяжелой дыхательной недостаточностью и двусторонним поражением легких) — теоретически начнут тестировать на коронавирусную инфекцию. В реальности все равно поставят диагноз ОРВИ и, если умрет — спишут на грипп или хронические заболевания.
Если же человек никуда не путешествовал и врач взял на себя смелость считать, что это не ОРВИ, — тогда образец отправляют в столицу, где он еще ждет. Например, когда украинцы направлялись в Новые Санжары, — тест делали 6 дней, при чистом времени выполнения 3 часа. Все это приводит к тому, что за все это время в Украине были обследованы на коронавирус около 600 человек — хотя, для сравнения, в Южной Корее – было сделано 317 000 тестов. Без тестов нет ориентиров успешности карантинных мероприятий. А косвенным образом, через количество умерших от вирусной пневмонии и количество обращений с ОРВИ, оценить ситуацию почти невозможно. Потому Ульяна Супрунотменила форму 12, по которой собирается медицинская статистика.
Эксперты говорят о том, что 250 тыс. пациентов в неделю обращаются с ОРВИ. И понятно, что среди них есть какая-то часть с коронавирусом, которую мы даже не проверяем. Врачи могли бы все назначать и все бы работало, если бы, во-первых, тестов было достаточно, чтобы их назначали по необходимости, а не указанию. Потому что, сами понимаете, если ресурс дефицитный, то кроме официальной процедуры еще может действовать неофициальное согласование с начальством — можно ли их делать.
— Еще прошлым правительством озвучивалась информация о закупке 5000 тестов для определения коронавируса. Вы упомянули, что сделали около 600 тестов. Или речь идет в целом о взятых образцах?
Прежде всего, надо смотреть, что имеется в виду в правительственных сообщениях — могут говорить или о наборах, то есть упаковки с 50 или 100 тестовыми пробирками. Или об отдельных тестовых образцах от пациентов, хотя у каждого пациента должны брать по два или три таких образца дважды, чтобы подтвердить или опровергнуть диагноз. И здесь может быть определенная путаница, и, скорее всего, речь идет не об отдельных упаковках, потому что эта цифра не такая впечатляющая, а об отдельных пробирках, которые закупают.
Инсайдеры говорят, что до сих пор упаковки, которые демонстрировали отдельные политики или мэры, они получали от производителей буквально по одной коробке — чтобы их показали на камеру. Сейчас такой дефицит в мире, можно сделать предоплату и подписать контракт, но поставки придется ждать месяцы, потому что Украина — не самая по влиятельности и не самая богатая страна. И поэтому я не очень верю тем сообщениям о тысячах закупленных в предыдущие месяцы тестов — что действительно они у нас есть и они используются, а не просто их нам пообещали на бумаге. Есть вероятность, что нам их дали в качестве гуманитарной помощи или мы закупили всего несколько упаковок, на которых мы сидим уже месяц, максимально их растягиваем и ждем, когда они все наконец к нам приедут, но официально об этом сказать не можем.
Поэтому вопрос о том, почему мы потеряли полтора-два месяца уже не так актуален, как тот, что делать с этим дальше. А дальше надо активно включаться в централизацию всех функций, в сбор единого сводного штаба и в отработку всей инфраструктуры. Поскольку проблема в том, что за всеми этими заявлениями не вырисовывается инфраструктуры, которая сразу начала работать, а нам отдельно говорят об одном и том же, но с разных сторон, не упоминая о непроработанных элементах со стороны государства.
— В последние несколько дней были упоминания в СМИ о том, что в отдельных частных клиниках есть тесты на коронавирус, но цены на них очень высоки. Можно ли этому противостоять и почему, несмотря на повышенный спрос, в этом направлении ничего не делают?
Полторы тысячи для теста — это дорого, а цена теста больше 10 000 — это уже неадекватная цена. Если, конечно, выполнять в своей лаборатории, а не отправлять образцы за границу — потому что тогда это может быть любая цифра.
Как я уже говорил, одна украинская лаборатория разработала и зарегистрировала в Минздраве свои тесты, и выполняла их за нормальную цену. Однако после атаки на себя прекратила эту услугу и публичную активность. Сейчас они готовят все бумаги, чтобы себя защитить от этих атак.
То есть это вопрос достаточно политизирован, тем более на фоне новостей о том, что одна из частных лабораторий вроде не сообщила о положительном тесте на коронавирус и теперь у них могут отобрать лицензию. Если действительно не сообщили — я это осуждаю. Но это тоже не причина для выдавливания частных лабораторий и клиник от участия, поскольку не хватает государственной сети диагностики. Эта ситуация — следствие асистемной политики государства, того, что систему сообщений об инфекционных случаях в последнее время свели на нет.
Вложения тех же частных лабораторий в разработку тест-систем — это не коммерческая тема, потому что это никогда не окупится. Эмерджентная (новейшая) инфекция может быть короткой, у нее нет прогнозируемого рынка, прогнозируемого спроса. Поэтому государство должно проявлять свой государственный интерес, договариваться о каких-то гарантиях.
Жаль, что достаточно не развиваются национальные мощности, потому что мы сейчас страдаем от нехватки. Закупки за рубежом — это крайняя мера и сначала надо развивать свою состоятельность. С приходом Ульяны Супрун значительная часть государственных контрактов была выведена из Украины в виде международных закупок за бешеные деньги, которые уже оплачены и по которым до сих пор нет поставок. То есть мы отечественные средства из украинских налогов отдали неукраинской промышленности. И наша промышленность, соответственно, сократила своих работников, свои объемы, склады и сырье. И когда в мире произошла пандемия, все мировые производители начали работать на свои страны — все границы закрыли, ограничили квоты экспорта. То, что выше разбирали с дефицитом тест-систем, параллельно происходит и с лекарствами. Об этом начнут говорить через две недели, когда больницы будут завалены больными.
— Какая, кстати, у нас ситуация с аппаратами искусственной вентиляции легких? Ведь в других странах тоже этот вопрос уже обострился.
Реанимация — это самое дорогое звено системы здравоохранения, так как там высокотехнологичное оборудование и современные лекарства. И в Украине реанимация тоже не в лучшем состоянии. По оценкам, где-то 600 аппаратов для ИВЛ нашли в инфекционных больницах, но там еще вопрос, исправны ли они, потому что там нет технических паспортов и еще есть 3300 аппаратов в других больницах. То есть, около 4 тысяч.
И вот мы рассчитали потребность во время пика эпидемии — нужно 64 000 таких аппаратов. То есть у нас есть только 6,5% от того, что нам может потребоваться. И это значит, что у нас будет то же, что в Италии, где приносят двух людей, а есть только один аппарат в лучшем случае. И врачи будут вынуждены проводить медицинскую сортировку и предоставлять дефицитный ресурс тем, кто благодаря ему проживет больше.
То есть, по этой логике, люди пожилого возраста этот дефицитный ресурс не должны занимать, так как у них меньше возможности дальше прожить. И это этически сложный выбор. Расплата за то, что мы долгое время не инвестировали в эту сеть, перекладывая ответственность на местные власти.
И теперь такая же проблема есть и в других странах, а представительства иностранных производителей, которые есть в Украине и к которым обращались власти, сообщили, что у них на мировых фабриках прямой государственный контракт от США. Ситуация подобна той, что есть с тест-системами: немецкий производитель обеспечивает сначала внутренний рынок, затем американский (потому что это сильный стратегический партнер), а уже потом — украинский.
Поэтому сейчас нам нужно разговаривать не о том, что мы купили еще два аппарата и благодарны какой-то фирме, а о том, что у нас не хватает еще 59998. И нам надо действовать решительно и начать выпускать их самостоятельно — возможно, как-то переоборудовать производства, завозить не сами аппараты, а станки для их выпуска. И именно этот вопрос должен быть на контроле у Зеленского.
— Вы сказали, что в Украине сейчас есть около 4000 аппаратов для ИВЛ. Но все ли они подходят, так как я встречала информацию о том, что две трети из них могут не подойти?
Мой институт поднял этот вопрос. У нас работает много врачей, и один из них — анестезиолог-реаниматолог. Он говорит, что при остром респираторном дистресс-синдроме легких функционала распространенных в Украине устаревших аппаратов ИВЛ недостаточно. Большинство из имеющихся аппаратов довольно примитивными устройствами и удовлетворяют требования для непродолжительной ИВЛ у пациентов без легочной патологии. Современные аппараты имеют многочисленные интеллектуальные режимы с тщательным контролем параметров и автоматизацией некоторых маневров. Это повышает эффективность лечения и выживаемость.
То есть большинство из имеющихся аппаратов являются довольно примитивными устройствами и удовлетворяют требованиям непродолжительной ИВЛ у пациентов без легочной патологии. А тут человека нужно поддерживать неделями, потому что его собственные легкие поражены болезнью. Поэтому на самом деле из тех 4 тысяч, скорее всего, около двух третей не смогут быть эффективными и люди на них будут умирать (или они пойдут для легких случаев). Есть и другой класс аппаратов, ЕСMO, так называемые искусственные легкие — у них другой подход, который насыщает кровь кислородом и подает ее человеку в сосуды, что значительно эффективнее. Однако их использование также не отменяет необходимость в аппарате ИВЛ. И их у нас очень мало (по некоторым данным — 15), они значительно дороже и требуют специальной подготовки персонала и наличия специфических дорогостоящих расходных материалов.
— Давайте вернемся к карантинным мероприятиям. Недавно чрезвычайную ситуацию ввели в Днепропетровской области и в Киеве, а до того еще в трех регионах. Насколько она необходима и если говорить о чрезвычайном положении, который также сейчас обсуждают, то есть ли в нем необходимость?
Чрезвычайное положение — один из инструментов, который предоставляет правительству возможность выполнить необходимые мероприятия — дает большее влияние на физических и юридических лиц, облегчает управление бюджетом и на это надо смотреть спокойно, потому что это позволяет спасать людей от смерти. Нужно относиться к пандемии как к войне. И мобилизировать все мощности для победы. Потери жизней могут быть очень велики — доходы доходами, но «стратегия сдерживания» неизбежна. Хотя в результате конечно, мы будем иметь вариант Великой депрессии, который был в 20 веке. Но прибыли можно догнать, а потерянные жизни — нет.
— В разных странах, коронавирус поражает различные возрастные категории людей. От чего это зависит?
Это зависит от двух факторов — от вируса и от состояния организма. От вируса: он быстро мутирует, у него появляются новые штаммы во время распространения в разные стороны земного шара. Чем отличается конкретно штамм, что выделяется у украинцев — сейчас невозможно сказать. Украина давно теряет свою научную субъектность — наши научно-исследовательские институты в упадке, и вирусологические лаборатории не имеют ресурсов, чтобы расшифровать геном нашего возбудителя.
— Если говорить об Италии, то в Сети появлялись кадры, где в Италии умерших от коронавируса вывозили военной техникой на кремацию. Насколько критической является необходимость кремировать умерших от коронавируса? Надо ли это делать вообще и влияет способ захоронения на распространение вируса?
Нужно во время процедуры захоронения умершего обезопасить остальное население, чтобы тело умершего не было источником заражения. Для этого нужно проводить ритуал похорон без контакта присутствующих с телом умершего.
Конкретных научных исследований о преимуществах кремации нет. Этот вопрос очень чувствительный, нужно, чтобы все национальные, семейные и религиозные традиции были удовлетворены. Однако нужно, чтобы были определены и понятны местной власти национальные планы по чрезвычайным ситуациям в случае, если возможности по захоронению тел и проведению ритуалов будут превышены. Это практические вопросы, в Украине же, когда стало известно о первой жертве, еще несколько дней не знали, что делать с ее телом.
— Правда ли, что коронавирус не выживает в окружающей среде при высокой температуре, более 20 градусов?
Ни один вирус не является холодолюбивым или теплолюбивым сам по себе. Этот коронавирус погибает при температуре 56 градусов Цельсия и выше в течение 30 минут воздействия. Конечно, человеческое тело не переносит повышение температуры выше 36,6 градусов без последствий для здоровья.
На улице основной фактор влияния на вирус — уровень ультрафиолета. Температура и влажность определенное влияние оказывает, однако не такое значительное. В большинстве случаев вирус передается не контактным, а воздушно-капельным путем. Поэтому в помещениях, где люди покашляли и в воздухе застыла пыль с вирусами, риск заражения будет и летом.
— Что посоветуете людям, чтобы минимизировать заболеваемость?
Сидеть дома, договориться с работодателем о дистанционной работе, если контакт с другими людьми неизбежен, то входить в помещение или транспорт в масках или респираторах класса N95 / FFP2. Если купить их невозможно, можно пошить маски самостоятельно из хлопчатобумажной футболки или наволочки, в которой прочная ткань, но через которую можно дышать. Это вдвое хуже, чем медицинская маска, а маска в 12 раз хуже респиратора. Однако все это хоть что-то. Каждый должен быть в маске, потому что каждого можно идентифицировать как потенциального переносчика вируса. И конечно, нужно чаще мыть руки или дезинфицировать их.
Подписывайся на рассылку новостей в Telegram
